Книга Поскольку я живу - Марина Светлая

Дима был уверен, что все пройдет мирно и гладко. Всего-то и надо было сходить в ЗАГС. Детей нет, делить нечего. Но Мила, оказывается, смотрела на это по-другому. Отпускать его она не собиралась. Ее не остановило то, что он ушел жить к приятелю. Она продолжала звонить и шляться к нему. Умоляла вернуться, легко отмахиваясь от того факта, что он спит с другой женщиной, тянула время. Которое сработало против Мирошниченко. Таня устала. Устала ждать и устала верить.

А ему как быть?

Уже в Одессе, по пути домой заскочил в универсам. Несколько бутылок водки стали единственным решением, которое смог сгенерировать его усталый мозг.

Он заперся в своей комнате и методично закидывался алкоголем. Чем больше пил, тем активнее все тот же мозг подбрасывал ему новые идеи.

Одно Дима знал точно: он хочет быть с Таней. А для этого ему нужен развод. Обязательно нужен развод. И он зависит от Милы. А значит, ему придется ехать к ней и добиваться своего! И он добьется, давно должен был. Но нет, пытался мирно все решить, идиот! Зачем только? Для чего, если сейчас он терял самое ценное, что у него было? Так мало времени было, а теперь ускользало навсегда. А этого допустить Дима не мог.

В весенних сумерках он ловил попутку, проваливался в дремотное забытье, пока ехал в дом, который больше не считал своим, и вдавливал кнопку звонка, пошатываясь у калитки.

Ему открыла Мила, кутаясь в тонкое темное пальто, цвета которого Мирошниченко и разобрать не мог в сгустившемся до черноты вечере. Фонарь выхватывал только ее сухой испуганный взгляд. Такой же затравленный, как несколькими часами ранее у Тани Зориной. Только у той он был пустым и несчастным. А у этой – полным страха и мольбы. Так собаки смотрят на тех, кто их бьет сапогами.

А еще собаки иногда звереют и бросаются на мучителей. Это вспомнилось не к месту и не ко времени и вызвало злой смех, заворочавшийся в груди и не сорвавшийся с губ. Но, наверное, отразившийся на лице.

- Димка, - прошептала Мила, взглянув на него.

- Я поговорить пришел.

Жена сглотнула и отступила в сторону, тихонько прошелестев:

- Да, конечно, но если ты опять… то…

- Опять! – он прошел мимо нее во двор. – Опять. И не уйду, пока ты не согласишься.

- Хочешь ссориться – иди в дом. Соседям это слышать не обязательно, – попросила Мила, закрыла калитку и обернулась к мужу.

- Да пожалуйста! – он нетвердой походкой дошел до входа и поднялся на крыльцо. Она взлетела на ступеньки вслед за ним. Открыла перед ним дверь и пропустила внутрь. И только когда они оказались вдвоем, заперты от всего мира, она позволила себе при свете вздернуть подбородок и выпалить:

- Что бы ты сейчас ни сказал, я остаюсь при своем. Ты перебесишься и сам мне потом спасибо скажешь, потому что с папой шутки плохи.

- При чем здесь твой папа? Я не хочу жить с тобой. Чего ты вцепилась в меня?

- «Вцепилась в тебя» – кто-то другой. Другая. А ты мой муж. Ты от нее сейчас пришел? Что эта сука тебе наплела? 

- Не смей так про нее говорить! – рявкнул Дима. – Для того и существуют разводы, чтобы люди переставали быть мужем и женой. Мне нужен развод!

- Господи, да ты пьян!

- Пьян!

Она ошеломленно моргала, не отрывая взгляда от мужа. За всю их недолгую, но все-таки совместную жизнь Мила ни разу не видела его в таком состоянии. Да что там! Он ведь и правда пил редко и мало.

- Что случилось? У тебя же что-то случилось? – спросила она, приблизившись к нему.

- Если тебя это действительно волнует, - он вперил в нее тяжелый и мутный взгляд, - то дай мне развод. Отпусти меня!

- Меня волнует, Димочка, - теперь Мила стояла совсем близко от него. – Меня волнует, что тебя окрутила какая-то девчонка без роду и племени. Которой от тебя только деньги твои нужны. И которая никогда не сможет тебя понять. А я могу, Дим. Мы с тобой одинаковые, а эта селючка – другая.

- Ты себя слышишь? – дыхнул он ей в лицо запахом дешевого алкоголя, крепко схватил за плечи и начал трясти, как куклу. – Ты бредишь! Ты думаешь, знаешь, чего я хочу? Знаешь, что мне надо?

Она вздрагивала под его руками, но не вырывалась, позволяя ему встряхивать себя. Смотрела прямо в глаза и боялась разорвать контакт, отвечая точно таким же вздрагивающим голосом, переходящим в визг:

- Чего ты хочешь? Чего? Что она тебе дала, чего не могу я дать? Если дело в постели, то я на все согласна, только скажи. Скажи мне – я все сделаю! Как ты захочешь – так и буду!

- Дура! – выкрикнул он ей в лицо и с той же силой, с которой только что тряс, оттолкнул в сторону.

Остатками сознания понимал, что теряет себя, сходит с ума, как и Мила. И бросился в кабинет, где, он точно помнил, в баре стоит бутылка элитного виски, подаренного Горовым на Новый год – приобщал зятя к хорошим напиткам.

А Дима в тот праздник только и думал, что ничего этого не хочет – ни дорогого тестя, ни их чертовых совместных наработок, ни обещанных золотых вершин, ни целоваться с женой под куранты, а хочет сбежать к Тане Зориной в общагу. Или, еще лучше, забрать ее к отцу, в Измаил, и провести эти дни вместе. Они ведь меньше месяца были знакомы тогда, а он уже пропал.

Метался Дима недолго, к Рождеству уже всерьез готовил покаянные речи для Милы и собирался просить развода. И все же рубить надо было сразу. Сразу, как почувствовал – а он ведь почувствовал: его женщина. Только его.

Чтобы сейчас не сидеть в кабинете, в котором когда-то провел не худшие часы своей жизни, и не заливать алкоголем ее руины.

Черт его знает, сколько он тогда выпил. Давно уже была глухая ночь, когда дверь тихонько скрипнула. И, колыхнув воздух, на тускло освещенный настольной лампой пол легла женская тень.

- Это все Таня, да? – донеслось до него в тишине. – Это все из-за Тани?

- Зачем тебе? – невнятно спросил он. – Зачем я тебе, если ты знаешь, что я тебя не люблю?

- Я люблю! – воскликнула она и оказалась рядом, подлетев к креслу. Села в его ногах, обхватила колени, прижалась щекой к бедру и заговорила: - Она бросила тебя, да? Не дождалась и бросила?

Он ничего не ответил, да и вряд ли понимал, что она говорит. Чувствовал апатию и равнодушие. Опустошенность. Так какая разница, что несет эта женщина? Что вообще может иметь значение здесь и сейчас?

А она шептала и шептала, обнимая его, притискиваясь все крепче, поднимаясь руками к его шее, к его лицу, настойчиво гладила – и не умолкала. Совсем не умолкала, ни на минуту:

- Дима… Димочка… ну ушла и ушла. Ну что ты, хороший мой, ну зачем ты так? Я тебя люблю. Я всегда буду тебя любить. Любого, даже чужого. Только не бросай меня сейчас. Ты мне нужен, правда нужен. Ей не нужен – а мне нужен. Останься со мной, хоть сейчас, хоть немножко. Останься, тебе нельзя никуда в таком состоянии. Не уходи, Димочка.