Книга Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград - Борис Батыршин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теллурийские сутки, как известно, на 10 минут короче земных. «Календарное» заседание Совета решило и эту проблему, служившую причиной многих недоразумений. Слесарно-механической группе совместно с механиками из радиогруппы было поручено в кратчайшие сроки переделать несколько часов в хронометры теллурийского времени. Впоследствии один такой хронометр был передан на хранение дежурному офицеру Котов, и гонг у караулки начал такое привычное отбивание часов: 7-го, 12-го, 18-го и 23-го.
На 217-й день (28 июня): состоялось вручение орденов Славы и «За заслуги» всем награжденным с момента Переноса. Несколько неуместным мне представляется награждение ювелира Кеслера: видимо, никак больше нельзя было заставить подобную личность работать добросовестно. Впрочем, орденские знаки он изготовил неплохо.
Вообще, этот период, июнь-июль, являет собой некоторое затихание борьбы фракций и самолюбий, описанное выше брожение из-за охотников – это чуть ли не единственный пример. Воспользуюсь случаем и опишу несколько сложившихся к тому времени течений. Они существуют и сейчас, но кое-что уже переменилось, и в дальнейшем будет интересно проследить их эволюцию.
Вооруженные силы летом политикой не интересовались и не хотели. Патрульная служба в условиях тридцатиградусной жары – дело нелегкое, а тут еще участились мелкие налеты обезьян на Периметр. Они не причиняли почти никакого материального ущерба, но держали личный состав в постоянном напряжении. Зато почти никто не выказал недовольства, когда во вновь отстроенном жилом бараке Котятам были отведены четырехместные комнаты. Последующие события подтвердили, что военные оказались наиболее патриотичной частью населения, способной стать выше личных интересов и уже на этом этапе осознать, что мы являемся гражданами Государства, а не просто невольными товарищами по кораблекрушению.
«Стажеры». Брошенные в свое время Маляном на произвол судьбы, они превратились в нечто вроде клуба интеллектуалов. Я не хочу давать оценку в целом: большинство из них прекрасно проявили себя в дни войны, но все же, им всегда было свойственно иронически-брюзгливое настроение. К лету в этот клуб входило около тридцати человек, в основном курсанты химгруппы, радиогруппы, биомедгруппы и геологической группы (разумеется, не все!), но также и некоторые эсэмгэшники, и даже два Следопыта. Для своих вечерних посиделок и для своеобразного щегольства они даже изобрели форму: нечто типа короткой куртки, перешитой из лабораторного халата, со множеством ненужных погончиков и карманчиков. Считая себя прообразом партии технократов, они, разумеется, не имели никаких четко осознанных целей. Впрочем, работали они добротно, с энтузиазмом занимались изучением теории. Их «президентом» вскоре после отречения Маляна был избран Э. Крашенинников, химик.
Корчевщики Крапивко превратились в аграриев. Часть из них (в основном, обслуживавшие технику и часто работавшие в гаражах) сблизилась с эсэмгэшниками, часть не интересовалась ничем, часть довольно злобно все осмеивала. Единой массы, как в первые месяцы, они уже не представляли. Тем меньше являлись таковой бывшие стеначи Маркелова, ушедшие кто в животноводы, кто в строители, кто в ремесленники. Кстати, мужская часть ремесленников (столяры, кожевенники, бытовые ремонтники и т. п.), то есть люди, занимавшиеся самым легким трудом, являлись чуть ли не единственным источником недовольства охотниками. Справедливость требует отметить, что их (ремесленников), часто и несправедливо, считали «полусачками», что не могло, разумеется, не раздражать.
Строители, по крайней мере в Первограде, также разделились. Особенно это было заметно при сравнении бригад плотников и вообще строителей жилья, которыми командовал валерьяновский комиссар Жуков, и отдельных бригад: судостроителей, элеваторщиков, рабочих кирпичного цеха и пр., сформированных из стеначей и по-прежнему подчиняющихся Маркелову. Последних отличала лояльность Совету, не исключавшая, впрочем, известной живости ума: монополия на анекдоты перешла в это время к ним. «Жуковцы» же, глядя в рот своему шефу, настроены были более оппозиционно, но в конкретное время – летом – эта оппозиция не имела конкретного объекта, на который могла бы излиться. К брюзжанию ремесленников обе группы строителей относились холодно.
Вообще, Жуков в это время как-то больше начинает общаться со «взрослыми» и, видимо, изменять свое первоначальное мнение о целях и политике Совета.
Наконец, рыбаки и моряки, подчиненные Крайновскому, остались совершенно нейтральными. Рыбаки, видимо, просто не имели времени и желания вникать во все предыдущие свары, и сейчас продолжали трудиться так же успешно. Крайновский с курсантами-моряками политикой тоже почти не интересовался. Правда, когда в порядке шутки он учредил для них знак различия – якорек на лацкане, – Малян немедленно решил, что Стас продался тоталитаристам.
Странно, я упустил из виду наших мотористов, или эсэмгэшников, – группу шоферов, дизелистов, курсантов-машинистов и т. п., руководимых Колосовым и Танеевым. Впрочем, особо распространяться о них нечего, это как были, так и остаются весьма надежные люди, так же, как и военные, понимающие, что понятие «гражданский долг» – не надоевшая липа, отброшенная еще на Земле, а нечто жизненно необходимое в наших условиях…
Валерьян с начальственной лихостью подскочил к подъемному вороту и, крякнув, помог мужикам совершить несколько крутящих движений. Здоровенная корзина, сплетенная из корней тысячествольника, тяжко выплыла из неровного прямоугольника шахты и, кувыркнувшись, плюхнулась в угольную кучу.
Работали по старинке, ручным воротом: автокран, с диким скандалом истребованный у Совета, полетел и уже три дня упорно игнорировал усилия местных умельцев. На помощь из «столицы» ждали механиков с неизменной палочкой-выручалочкой, грузовичком-ремлетучкой. «Впрочем, оно и к лучшему, – подумал Валерьян, – когда еще наши доморощенные химики научатся перегонять добытый уголь в бензин? Да и ресурс у техники не вечный, надо привыкать обходиться тем, что имеем. Пусть будет ручной ворот, зато мускулы у ребят вон какие…»
Свежеизвлеченный уголь имел странный фиолетовый оттенок, был маслянист на ощупь, но для сжигания вполне годился. Выписанные из Первограда стажеры-химики не первую неделю ломали головы над его составом, тем паче что из пяти разработок три давали внешне неотличимые образцы, которые тем не менее разнились по теплоотдаче процентов на тридцать. «Тайна сия велика есть», – резюмировал Валерьян, но, из элементарной логики, приходилось долбать новые шурфы, причем вслепую: никаким закономерностям горючесть местного «черного золота» не подчинялась.
Ребята у подъемника работали, как всегда, шустро и слаженно. Правда, с ТБ[12], как всегда, был прокол – в одних набедренных повязках. Спецовки аккуратной кучкой валялись невдалеке под навесом, благо женщин поблизости не было. Хочешь не хочешь, а приходилось смотреть на это сквозь пальцы: одежда при работе издиралась моментально, да и жара всю последнюю неделю стояла невыносимая. Валерьян даже пожалел, что девицы лишаются такого зрелища: за последние месяцы ребятки изрядно побронзовели, бицепсы отрастили рельефные, любой культурист позавидует. Игорек, бригадир разработки, бросил свой совок и вразвалку приблизился к начальству.
