Книга Проклятие семьи Пальмизано - Рафел Надал
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кармелина перекрестилась:
– Пресвятая Дева! Что ты такое говоришь!
Она поспешила в дом и тут же показалась снова, неся в руках четки.
– Что ты делаешь? – сердито спросил Анджело.
– Прочитаем розарий за нашего сына. А потом за короля.
– Розарий?.. Уже пора читать «Ангел Господень…»![44] Ты с ума сошла. Наш мир рушится, а ты тут со своими четками! – закричал Анджело в сердцах, выпрямившись и подталкивая ее к дому.
Она никогда не видела его таким и испуганно пошла назад. Дойдя до двери и намереваясь скрыться в гостиной, Кармелина услышала, что муж ее зовет:
– Вернись! Пожалуй, и правда стоит обратиться к божественному провидению! Франко у нас сражается на стороне фашистов, Витантонио и Джованна сделались антифашистами, а деревенские дураки провоцируют немцев. Мы пропали. Кто бы ни победил, у всех к нам будут счеты. Ничего хорошего из этого не выйдет.
Он взял дрожащей рукой четки, которые протягивала ему жена, и съежился в плетеном кресле.
– Начинай ты, – сказал он.
– Что будем читать? «Ангел Господень» или розарий?
– Прочтем все, – ответил Анджело. Он перекрестился и начал: – Крестным знамением избави нас от врагов наших, Господи Боже наш. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь…
Затем они прочли молитвы «Отче наш», «Радуйся, Мария», «Слава в вышних Богу» и «Верую». Когда начали читать «Славься, Царица», Анджело прервался. Сдавленным от еле сдерживаемых рыданий голосом он объявил:
– Мы едем в Венецию, к сестре. Юг для нас уже небезопасен. – И вернулся к молитве.
На сей раз Кармелина испугалась всерьез. Она перебирала рукой медальоны с изображениями святых и бумажные иконки, которые носила в кармане.
Вышедшие в сад кухарка и горничная застали обоих врасплох. Женщины хотели узнать, что делать с обедом, приготовленным в честь епископа и губернатора.
– Забудьте про ваш обед и сядьте помолитесь с нами, – приказал хозяин дома, готовый перейти к «Ангелу Господню».
Затем, хотя это ни с чем не вязалось, он прочел дрожащим голосом покаянную молитву:
– Господи Иисусе Христе, истинный Бог и Человек, Создатель, Отец и Спаситель мой, поскольку милосердие Твое бесконечно и поскольку я люблю Тебя превыше всего, плачу в сердце своем о своих прегрешениях…
Здесь Анджело уже откровенно всхлипывал, а услышав собственный голос, произносящий «и плачу, ибо можешь наказать меня вечными адскими мучениями», он утер нос рукавом пиджака. Анджело прочитал одну за другой молитвы розария, посвященные всем тайнам – радостным, скорбным и славным, а после литаний прибавил молитву архангелу Михаилу и еще несколько, которых служанки никогда не слышали.
В час, когда обыкновенно пили кофе, явились мэр и отец Констанцо – в надежде, что, несмотря на отсутствие более высоких гостей, Анджело оставил в силе направленное им приглашение. Едва войдя, они растерянно переглянулись: хозяева и прислуга сидели в саду под портиком, повторяя псалмы, которые Анджело читал по старому молитвеннику отца Феличе.
– Садитесь. Садитесь и молитесь. Хорошо вы себя показали на этом оскорбительном для наших немецких друзей торжестве.
– Чтобы поднять боевой дух тех, кто сражается сейчас, нужно было воздать должное погибшим в прошлой войне. Памятник уже на куски разваливался… – стал защищаться мэр, расхрабрившись от недавних одобрительных выкриков на площади.
Священник, сраженный столь безмерным религиозным рвением Анджело, решил промолчать.
– Так знайте, что вы все испортили. Могли бы подождать и посмотреть, чем дело кончится… А сейчас, что бы ни случилось, мы в заднице!
И поскольку мэр со священником не знали ни что происходит, ни что может произойти и не понимали, о чем им толкует Анджело Конвертини, то присоединились к молящимся и стали возглашать псалмы в роскошной тени бугенвиллей и жасмина, которые синьора Анджела собственноручно посадила пятьюдесятью годами ранее.
Назавтра Анджело и Кармелина второпях заперли палаццо, покинули Беллоротондо и бежали – подальше от беспокойного юга. Никто не понимал ни какую такую особенную безопасность могли они найти на севере, ни что толкало их в Венецию, которая в силу географического положения рисковала дольше других регионов подвергаться превратностям войны. Но для Анджело все было ясно. В Беллоротондо он уже давно чувствовал себя слишком близко к народу, а в такое неспокойное время это пугало его. Венеция же была господским городом, и Анджело надеялся, что там все будут понимать, где чье место.
Во второе воскресенье сентября Доната не пришла на встречу. Витантонио напрасно ждал весь день, а в полночь сдался, покинул хижину Рузвельта и отправился обратно в Матеру, решив не покидать свою пещеру, пока не получит вестей от матери; сердце его сжималось. Возвращение Витантонио перебудило всех обитателей пещеры. Не успели они снова уснуть, как их опять переполошил шум.
– Британцы высадились в Таранто! – прокричал с лестницы Рузвельт; от возбуждения он забыл об осторожности и рисковал поймать пулю. – Кажется, они не встретили сопротивления и продвигаются на север, в сторону Бриндизи и Бари. Может, сейчас они уже там, – подытожил он, спустившись наконец в пещеру. Никогда еще он не был так взволнован.
В пещере Витантонио и Англичанин были в безопасности, но с каждым днем все больше чувствовали себя пленниками, приходя в отчаяние от бездеятельности. Рузвельт делил с ними жизнь в укрытии, но он единственный мог свободно передвигаться и, пользуясь этим, отправлялся на поиски новостей. Джузеппе, Учитель, появлялся, только когда ему удавалось обмануть бдительность мэра, установившего за всеми ссыльными слежку, которую было все труднее обнаружить. Все вместе часами мечтали, как война доберется до Италии и они смогут принять в ней участие. С каждым днем, проходившим без новостей, они теряли терпение, так что напряжение начинало опасно подтачивать настрой товарищей. Так продолжалось до того утра, когда Рузвельт прибежал из Монтескальозо и принес радостное известие о высадке:
– Британцы гонят немцев в горы. Меньше чем через неделю союзники будут здесь и освободят Матеру. Говорят, вместе с ними высадились австралийцы, канадцы, южноафриканцы и новозеландцы – все, кроме американцев; те, похоже, высадятся в Неаполе. Я на них за это здорово разозлился, – добавил он. И громко расхохотался – как всегда, когда смеялся собственным шуткам.
– Американцы, англичане – какая, черт подери, разница, кто пришел спасать эту несчастную страну! Нам важно одно – присоединиться к ним и раз и навсегда покончить с этой швалью, – вмешался Джузеппе. До ссылки в Луканию он близко познакомился с муссолиниевскими тюрьмами и пытками, так что у него были свои счеты с фашистами. – Пора начинать шевелиться, надо всех предупредить. Сегодня вечером встречаемся в церкви.