Книга Футбол сквозь годы - Николай Старостин

Все, что делал Григорий Федотов на поле, было ново, неожиданно, самобытно. Безукоризненная корректность сочеталась с пламенным стремлением вперед, джентльменство – с результативностью. Его выступления стали приманкой для зрителей. Идешь, бывало, на стадион и ждешь: что еще нового покажет этот игрок?

Несколько раз «Спартак» имел счастье принимать Федотова в свои ряды. Его включали в состав для усиления команды в международных встречах. И он в одиночку порой решал судьбу исторических матчей.

Чего, например, стоил первый гол непобедимым баскам, забитый им так, что и сейчас не верится! Я уже рассказывал: мяч влетел в ворота с самой лицевой линии. Вот и верь после этого, что резаный удар, «сухой лист», изобретен в 50-х годах в Бразилии. На 20 лет раньше им уже владел Григорий Федотов.

На Антверпенской рабочей олимпиаде он обеспечил победу в турнире «Спартаку». В решающей встрече с командой Барселоны Григорий одного за другим обвел всех испанских защитников и протолкнул мяч в сетку. Мы победили 2:1. Через несколько дней в Париже с его помощью был завоеван Кубок Всемирной выставки.

«Этот виртуоз с лицом васнецовского Иванушки стал бы бесценным украшением любой сильнейшей профессиональной команды мира», – писала о Федотове французская газета.

В следующем, 1938 году Федотов был призван в армию и стал бессменным лидером команды ЦСКА. Под его предводительством она пять раз за 7 лет обретала золотые медали чемпиона. Здесь он первым опробовал и блестяще осуществил тактику блуждающего форварда, был неподражаемым бомбардиром в завершающих стадиях атак до 1950 года включительно.

Многое видоизменял в советском футболе Григорий Федотов. Ни один тренер никогда не влиял так на класс игры, как этот рабочий парень из подмосковного текстильного городка.

В жизни футбольный герой был милым человеком. Он просто не придавал значения своей небывалой популярности. И позже, когда его имя стало в футболе нарицательным, Григорий Иванович оставался таким же простым, никому не навязывал своего мнения, больше слушал, чем говорил. Ни тени высокомерия. Только чуть заметная усмешка выдавала его отношение к тем, кто разглагольствовал о футболе, мало соли в нем скушав.

За Федотовым ходили толпы почитателей, репортеры пытались выведать у него рецепты успехов. Он со всеми был вежлив, терпелив и по обыкновению скромен. Природный ум, так щедро помогавший ему разбираться в тончайших нюансах игры, оказывал ему такую же услугу в жизни.

Федотов прожил всего сорок один год. За месяц до внезапной кончины московские болельщики видели последний незабываемый федотовский гол. Он забил его в игре ветеранов в Лужниках. Мяч, посланный могучим ударом, влетел под верхнюю штангу…

…Я жил в Москве уже месяц. Каждый день являлся в ненавистное здание, по иронии судьбы – в тот же самый кабинет, где меня допрашивал Рассыпнинский. Теперь там сидел другой следователь и задавал мне другие вопросы. Стали вызывать свидетелей, чьи показания были в делах. Никто, конечно, их не подтвердил. Неопровергнутыми остались только два «пункта обвинений»: что я в работе был склонен к диктаторству и что имел любимчиков. Все к черту начало рушиться, вся эта собранная Рассыпнинским чушь.

Братья тоже освободились, но в столицу с 58-й статьей путь был заказан: они оставались на поселении по месту отбывания срока. Не знаю, почему их не вызывали в Москву вместе со мной. Видимо, посчитали, что, так как я стоял во главе «дела», вполне достаточно доказательства моей невиновности.

В свой прошлый приезд в Москву, когда меня «похитил» Василий Сталин, я не смог повидаться с их семь ями, чтобы узнать «северные» адреса и связаться с братьями. А сейчас сразу же написал им о своем срочном вызове к Лебедеву и, разумеется, о том, что идет следствие. Просил не падать духом и ждать перемен.

«Перетерпеть» этот месяц ожидания было для них едва ли не мучительнее, чем провести годы в лагерях.

Когда все съехались в Москву, нас закружил водоворот событий – слишком много было текущих забот. Трудно поверить, но времени, чтобы спокойно предаться воспоминаниям, так и не нашлось. Хотя основное мы друг о друге знали.

Андрей вместе с Тикстоном попал в Норильск. Они встретили там Кнопову, заместителя председателя Всесоюзного комитета физкультуры, которая приложила очень много стараний, чтобы помочь следствию в «разоблачении» семьи Старостиных. Вполне допускаю, что по логике тех беззаконий именно ее усердие и привело к тому, что она в свою очередь была репрессирована.

В Норильске Андрей встретил и жену Косарева Марию Викторовну с дочкой. Они там пробыли вместе почти 10 лет. Дочка выросла, вышла замуж за одного из политических заключенных. Последний раз мы встречались на посмертном 70-летии Косарева.

Петра сначала направили в Нижний Тагил на стройку металлургического завода. Затем его сделали инженером местной ГЭС, где он проработал четыре года. Затем перевели начальником ОКСа в Криволучье под Тулу на строительство цементного завода. Оттуда он и освободился.

Александр сперва был в Инте, но несколько раз писал заявления на имя Сталина с просьбой о пересмотре дела. И его в отместку заслали на Урал, в Соликамск, на лесоповал. Александру пришлось особенно тяжело.

И вот наконец мы все вновь вместе. Я хорошо помню тот первый семейный вечер. Все уже собрались, ждали только Андрея. Он появился неожиданно и прямо с порога произнес свою знаменитую фразу:

– Все проиграно, кроме чести. Я понял: Старостины выстояли.

Тогда многие семьи распадались: ждать друг друга годами хватало сил не у всех жен и мужей. Наши, к счастью, уцелели. Думаю, благодаря тому, что очень высоко ставили у нас отношение к женщине. Шло это от бесконечного уважения к матери, простой крестьянке из семьи Сахаровых. Она пережила арест четырех сыновей и двух зятьев и дождалась нашего возвращения. Похоронили мы ее осенью 1956 года.

…Разбор нашего дела на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР продолжался часа два. Два часа, вместившие 12 лет жизни. Пожалуй, ни один документ я никогда не перечитывал столько раз, сколько выданную в тот день отпечатанную на маленьком бланке справку. Бумажка гласила: «Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР от 18–20 октября 1943 года в отношении Старостина Н. П. по только что открывшимся вновь обстоятельствам отменен, и дело о нем в уголовном порядке производством прекращено. Председатель Военной коллегии Верховного суда Союза ССР полковник юстиции Борисоглебский. 9 марта 1955 года».

Нас разлучила осень 1943-го. Вернула к жизни весна 1955-го. Выдававший справку чиновник, наверное, совестливый человек, видимо, в порядке моральной компенсации, закончив канцелярские формальности, сообщил:

– Недавно на коллегии рассматривался вопрос о противозаконных действиях преступной группы, фабриковавшей «липовые дела». Федотов, Есаулов и Рассыпнинский приговорены к расстрелу. Приговор приведен в исполнение.

У меня это сообщение почему-то не вызвало никаких эмоций…

Через некоторое время нас восстановили в партии. Каждого с момента его вступления: Андрея – с 1929 года, Александра – с 1939-го, Петра – с 1940-го, меня – с 1941-го.