Книга Унесённые временем - Геннадий Авласенко

Это был Болотников, человек из легенды, кумир Санькиных детских лет, но теперь, глядя на него, ничего, кроме ужаса и отвращения, Санька не испытывала.

Впрочем, ничего уродливого или отталкивающего в лице Болотникова не было. Мужественное и по-своему даже привлекательное лицо зрелого, но не старого ещё человека. Лет сорок, от силы сорок пять, никак не больше…

Но от одной только мысли, что сейчас этот человек примется стаскивать с себя одежду, потом, откинув в сторону покрывало, уставиться на её обнажённое тело… от одной только мысли об этом Саньке становилось дурно. А о том, что должно произойти после, она и вообще старалась не думать, гнала прочь от себя подобные мысли. И в то же время, хорошо понимала, что выбора у неё нет и через всё это, увы, придётся пройти. Через отвращение, унижение, возможно даже боль…

И Санька решила покориться неизбежному. А потом умереть. Как можно скорее и по возможности безболезненно. Яду у кого-нибудь попросить быстродействующего? А ежели не дадут яду, тогда…

Тогда — в петлю! Или кинжалом по горлу…

Но Болотников явно не собирался торопить события (удовольствие максимально растягивал или ещё по какой причине?). Правда, подойдя вплотную к постели, он опустился на скамью, на которой чуть ранее сидела Матрёна (Санька тотчас же отпрянула к самой стенке, крепко зажмурилась, да ещё и испуганно съёжилась под покрывалом), но этим пока дело и ограничилось. А потом…

— Ну, здравствуй, Санька! — произнёс вдруг Болотников. Потом помолчал немного и добавил: — Долго же мне пришлось тебя разыскивать! Без малого тридцать лет…

Это прозвучало настолько странно и даже невероятно в устах знаменитого полководца, что Санька не поверила своим ушам. А может… может, она просто ослышалась?

— Ты всё ещё не узнаёшь меня? — не проговорил даже, прошептал Болотников.

Догадка, настолько невероятная, что никак не могла быть правдой, слепящей молнией озарила на мгновение мозг Саньки.

— Иван?!

Словно со стороны услышала Санька собственный свой голос, чужой и совершенно даже ей незнакомый. И странное какое-то оцепенение, охватившее вдруг всю её без остатка… и удивительное ощущение полуяви-полусна…

Так не бывает, так просто не должно быть!

Впрочем, то, что очутилась она внезапно во времени на четыреста с лишним лет отстоящем от собственного рождения, ведь этого тоже из разряда событий невероятных…

И всё же такое смогло произойти!

— Это… это ты, Иван?

Болотников ничего не ответил, а Санька наконец-таки осмелилась открыть глаза и взглянуть на Болотникова. И жадно принялась искать такие знакомые черты на этом суровом огрубевшем лице. Искала и не находила…

— Трудно меня узнать, правда? — словно прочитав потаенные мысли Саньки, Болотников усмехнулся невесело. Потом помолчал немного и добавил: — А ведь я искал тебя тогда. Долго искал…

— Я тоже искала! — не проговорила даже, прошептала Санька. — Я думала, что ты… что ты где-то неподалёку от меня очутился…

— Так и случилось, — вздохнул Болотников. — Совсем неподалёку! Правда, с разницей в тридцать лет…

И вскочив, он вдруг с такой силой ударил ногой по скамье, на которой только что сидел, что та разлетелся вдребезги.

— Проклятая штуковина!

И добавил, искоса взглянув на враз побледневшую Саньку и виновато при этом улыбаясь:

— Напугал тебя, извини!

Санька ничего не ответила, да и что было отвечать. Она наконец-таки отыскала Ивана, но разве это был Иван?! Разве такой представляла она свою с ним встречу?!

Пусто было на душе, пусто и тоскливо. И надежды вернуться в привычный свой мир уже не оставалось, ни малейшего даже проблеска надежды.

Поглощённая в тягостные раздумья, Санька не сразу обратила внимание на то, что Иван, усевшись осторожно на самый краешек постели, что-то ей говорит, точнее, рассказывает о чём-то. Невольно прислушалась…

— …а потом в монастырь меня занесло, — вполголоса говорил Иван. — Тут неподалёку, возле Каширы. Монахи меня приютили, накормили, предлагали в обители навсегда остаться, только я всё ещё тебя отыскать надеялся. И тогда один монах, молодой, ненамного за меня старше, посоветовал одежку сменить: выдал кафтан, портки, сапоги юфтевые, а мою одежку в сундук запрятал. Пускай — говорит — полежит пока одеяние твоё диковинное. А в то время возьми да и заверни в монастырь князь Андрей Телятевский со свитой…

— Андрей?! — вздрогнув как от озноба, прошептала Санька.

— Князь Андрей Телятевский по прозвищу Хрипун. Монах тот меня ему и представил, как сироту-недоросля из дворянского рода Болотниковых. Есть, оказывается, в этих местах такой обедневший род, так монах мне фамилию немножечко удлинил, а имя и отчество прежними оставил. А князю я чем-то приглянулся и предложил он мне в боевые холопы к нему податься…

— В холопы? — вновь прошептала Санька, думая о своём.

— В боевые холопы, — поправил её Иван. — Это что-то вроде дружины княжеской. А потом…

— Потом к казакам на Дон… — тихим безжизненным голосом продолжила Санька, — татарский плен, турецкая галера. Венецианцы освободили, мог в Европе остаться, да потянуло на родину…

— Постой, откуда ты… — вскочив, Иван с изумлением уставился на Саньку. — Впрочем, чему я удивляюсь, — проговорил он, вздохнув, — ты и должна всё это знать!

И добавил глухо и почти невнятно, глядя куда-то себе под ноги:

— Ты ведь и то, как и когда мне умереть предстоит, знать должна…

Санька ничего не ответила. Врать не хотелось, сказать же правду…

О поражении, вынужденной сдаче в плен, подлом вероломстве Шуйского…

О том, как ослепили, как в прорубь затем тайно спихнули…

Ивана?! Её Ивана?!

— И правильно, и не говори ничего!

— Ваня! Ванечка!

Вскинувшись в постели, Санька схватила Болотникова за обе руки сразу и уткнулась мокрым от слёз лицом в его широкие твёрдые ладони. Покрывало при этом сползло почти до пояса, обнажив грудь, но Санька, казалось, этого даже не заметила.

И она уже не боялась Болотникова, ведь это был Иван, Ваня, Ванечка! Иван, который так любил её когда-то, и которого так любила она сама!

Как брата, которого у неё никогда не было…

— Санечка! Девочка моя единственная!

Опустившись на колени, Иван чуть наклонил голову и осторожно дотронулся губами до взъерошенной Санькиной макушки. Его борода при этом щекотала ей шею, но это было нисколечко не противно и не отталкивающе. Немножечко непривычно и только…

— Девочка моя! — шептал Иван, всё продолжая и продолжая целовать спутанные пряди Санькиных волос. — Я ведь уже всяческую надежду потерял тебя отыскать! Да и понимал, что не один я старею, что и тебе этот крест нести приходится! И потому я даже бояться стал возможной с тобой встречи, ибо хотел, чтобы ты осталась в сердце моём именно такой: вечно юной и ослепительно прекрасной! И услышал Господь молитвы мои…