Книга Унесённые временем - Геннадий Авласенко

Но тут что-то изменилось за спиной Саньки, что-то непонятное начало происходить там. Грянули почти одновременно два выстрела, дико заржала лошадь. А потом вновь послышались эти ужасные звуки, когда сабля ударяет о саблю…

Там, позади, шёл бой, в этом не было ни малейших даже сомнений!

С трудом вызволив ноги из болотной топи, Санька обернулась и сквозь редкие клочья тумана смогла разглядеть, как сгрудилось на небольшом клочке земли несколько десятков всадников, как взлетают над головами сражающихся блестящие сабельные клинки. Несколько человеческих тел уже лежало неподвижно на земле, да билась, качаясь по траве и судорожно дрыгая ногами, подраненная лошадь…

Ожидать окончания боя Санька не стала. Кто бы там с кем не сражался, ничего хорошего со стороны возможных победителей её не ждало, а потому, выбравшись на сравнительно сухую поверхность Санька задала такого стрекоча, что даже ветер в ушах засвистел. И вновь она никак не могла расплакаться, хоть и очень хотелось…

— Стой, ведьма! — послышался вдруг позади хрипловатый торжествующий вопль, и, обернувшись на бегу, Санька увидела всё того же бородача по имени Пахом. Вырвавшись из схватки, он мчался теперь вслед за беглянкой и в правой руке его тускло поблескивал окровавленный клинок. — Стой, ведьма, не уйдёшь! — продолжал вопить Пахом, уже отводя руку и примериваясь для удара. — Сейчас получишь своё!

И ещё один всадник с обнажённой саблей мчался вслед за Санькой чуть позади первого… впрочем, на Саньку и одного Пахома было более чем достаточно.

Но тут случилось нечто невероятное. Настигнув первого всадника, второй взмахнул саблей и… первый вдруг оказался без головы. Голова его покатилась куда-то в траву, а тело ещё продолжало по инерции мчаться на бешено храпящей лошади прямо на Саньку, и рука безголового мертвеца всё ещё сжимала саблю…

Тонко вскрикнув от ужаса, Санька даже присела… и в этот момент мимо неё промчалась оседланная лошадь без всадника. И, одновременно, сверху рухнул прямо на перепуганную девушку, обезглавленный труп Пахома, опрокидывая её в траву и обильно поливая липкой горячей кровью.

— А-а-а! — не закричала даже, завизжала Санька, тщетно пытаясь сбросить с себя мертвеца… но в это же время второй всадник, соскочив с лошади почти на полном её скаку и отшвырнув ногой в сторону мёртвое тело, наклонился и подхватил Саньку на руки.

Был он высокий, широкоплечий и, по всему видно, невероятно сильный, ибо держал Саньку в руках так легко и небрежно, словно она вообще невесомой была. А по алому плащу, свисающему с плеч почти до самой земли, по позолоченному шлему с белыми перьями, Санька узнала Болотникова. Точнее, поняла, что это он…

У шлема имелось забрало, в данный момент опущенное и полностью скрывающее верхнюю часть лица, так что Саньке видны были лишь тёмные с проседью усы да коротко подстриженная бородка прославленного воеводы. Да ещё глаза, сквозь прорези, внимательно и с каким-то даже недоумением смотревшие на Саньку.

А потом она потеряла сознание. Резко и разом, будто сорвалась мгновенно в какую-то чёрную бездонную пропасть…

Глава 12

Открыв глаза, Санька не сразу поняла, где она и что с ней такое произошло. Лежала на чём-то мягком, и чем-то ещё более мягким заботливо была укрыта сверху. Над головой деревянный потолок, потемневший от времени, и стена напротив тоже деревянная, из грубо отёсанных, толстых брёвен. Окошко в стене одно, вроде и небольшое, а стёклышек в нём превеликое множество. Да и не стёклышки это (уж слишком мутные), слюда, скорее…

— Очнулась? Ну, и слава тебе, Господи!

Вздрогнув, Санька повернула голову и увидела Матрёну, сидящую рядом на короткой деревянной скамье и смотрящую на неё с жалостью и, одновременно, с тревожным каким-то любопытством.

И сразу же вернулась память…

— Андрея убили! — прошептала Санька и заплакала.

— Поплачь, милая, поплачь! — сказала Матрёна и вновь замолчала.

Санька плакала долго и безутешно, а Матрёна всё также молча сидела рядом. Потом она наклонилась к Саньке и проговорила отрывисто и почти грубо:

— Ну, поплакала и будет! Слезами горю не поможешь…

— Где мы? — всё ещё всхлипывая, спросила Санька.

— В крепости тульской. Давай я тебе, лучше, слёзки вытру, негоже красавице такой заплаканной быть…

Проговорив это, вроде и почтительно, но, одновременно, с какой-то непонятной насмешливостью, Матрёна принялась тщательно вытирать заплаканное Санькино лицо куском белой материи.

— Вот, видишь, уже лучше! Вот только глазоньки твои излишне блестят… ну, да это ничего! Это ему даже понравиться должно…

— Кому, ему?! — выхватив из рук Матрёны белую эту утирку, Санька швырнула её на пол. — О ком это ты?

— О воеводе нашем, о ком же ещё! — нараспев проговорила Матрёна (и вновь слова её прозвучали одновременно и почтительно, и с насмешкой). — Ведь это он тебя сюда доставил, а мне велел всячески за тобой присматривать. А как очнёшься — о том скорёхонько ему доложить…

— Зачем доложить?!

Вместо ответа Матрёна лишь усмехнулась многозначительно.

— Зачем доложить? — повторила Санька, и сердце у неё тревожно забилось. — Что ему от меня надо?

— Да нечто ты не знаешь, чего мужику от красной девицы завсегда надобно?

— Что?!

Откинув в сторону покрывала, Санька вскочила на ноги и тотчас же, испуганно вскрикнув, вновь юркнула в постель.

Она была абсолютно голой. Ничего из одежды, даже трусиков…

— Где?… — закричала Санька, как можно плотнее закутываясь в покрывало. — Одежда моя где?! И кто меня раздевал, ты?

— Я, милая, я! — зашептала Матрёна, торопливо кивая головой. — И раздевала, и обмывала… а одежка твоя полностью в негодность пришла из-за крови да грязи болотной. После новое убранство тебе справят, а пока… Да ты и без одежки хороша… понимаешь, о чём я толкую?

В это время натужно заскрипела отворяемая дверь (Санька сейчас только эту дверь разглядела) и в комнату, не вошёл даже, а скорее втиснулся боком высокий широкоплечий мужчина. Возле двери он остановился, и Санька тотчас же признала своего спасителя, хоть ни плаща, ни шлема на нём, естественно, не было. Да и кольчуги тоже…

— Как она? — отрывисто проговорил мужчина, обращаясь, естественно, к Матрёне, которая, вскочив с места, принялась почтительно ему кланяться. — Очнулась?

— Очнулась, батюшка! — медленно, нараспев ответствовала Матрёна, не переставая кланяться. — И уж как ждала твою милость!

— Оставь нас! — отрывисто бросил мужчина и Матрёна, поклонившись в последний раз, опрометью выбежала из комнаты, плотно затворив за собой дверь. А мужчина, подойдя чуть ближе, вновь остановился, внимательно глядя на Саньку. И она тоже смотрела на него испуганными, широко раскрытыми глазами.