Книга Домашний огонь - Камила Шамси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
VIII
Пришли полицейские, расселись, на коленях блокноты, в руках диктофоны, самодовольно выслушали, как Исма благодарит их за то, что не вызывают на допрос в Скотленд-Ярд.
– Почему вы не разрешаете ему вернуться домой? Он хотел, он пытался вернуться домой.
Они пришли не за тем, чтобы говорить о Парвизе, они из отдела безопасности, охраняют министра внутренних дел.
– А! Так вы насчет Эймона?
Исма взяла чайник, собиралась налить в чашку полицейскому кипяток, но вроде бы забыла об этом, так и держала чайник в нескольких сантиметрах над столом, уставилась на сестру, яркий румянец пополз от шеи вверх, на лицо.
– Я спала с ним, потому что надеялась, что он сможет помочь. Спросите его, он подтвердит. Я хотела, чтобы брату позволили вернуться. И сейчас я больше ничего не прошу. Почему держала в тайне? А как вы думаете? Из-за таких, как вы, с блокнотами и диктофонами. Я хотела, чтобы Эймон был готов сделать для меня все, что угодно, когда я попрошу его помочь брату. Что мне скрывать? А вы бы не пошли на все, что угодно, чтобы помочь любимым? Видимо, вы никого не любите достаточно сильно, если для вашей любви необходимо, чтобы человек никогда не менялся.
И все это следя за Исмой, которая опустила чайник, так и не налив кипятка, и теперь уставилась на нее. Впервые ей пришло в голову – а до того она и не подозревала. Что бы она почувствовала, если бы оставалось место д ля других чувств?
– В предупреждениях такого рода нет нужды. Зачем бы я стала продолжать с ним отношения – теперь.
Они ушли, Исма все не отводила взгляда – изумленная, раненая.
– Нечего на меня так смотреть. Если он тебе приглянулся, ты должна была сама сделать это. Почему ты не любила нашего брата достаточно, чтобы сделать это?
IX
– Аника. Можно мне подняться?
– Зачем? Я не хочу тебя видеть, и теперь, когда ты знаешь про Эймона, ты сама не хочешь видеть меня.
– Ты – все, что осталось от моей семьи. Это самое важное сейчас.
– Что там за шум?
– Перевозчики пакуют вещи.
– Они съехали? Мигранты?
– Да. Мы получили их роскошные жалюзи и электрический чайник с четырьмя режимами подогрева вместо арендной платы за следующий месяц.
– Ты винишь его и в этом тоже? Что потеряла своих снобов-арендаторов?
– Не надо вести себя так, словно только твое сердце разбито. Он был мой малыш.
– А Эймон? Кто он тебе? По-моему, из-за него ты расстроилась больше, чем из-за Парвиза.
– Почему ты стараешься причинить мне боль? Он занял в моей жизни пять минут. Вы двое были вся моя жизнь. Я иду наверх.
– Ты никогда не приходила, когда он сидел здесь.
– Подвинься, пожалуйста.
– Думаю, он бы не хотел, чтобы ты тут была.
– Он больше не может хотеть или не хотеть.
– И я не хочу, чтобы ты тут была. Ты предала его.
– Он погиб не из-за этого. Его смерть никак с этим не связана. Ты должна меня простить. Пожалуйста, прошу тебя, прости!
– Ты веришь в ад и в рай?
– Только в аллегории. Милосердный Господь не осудит свое творение на вечные муки.
– Так что же будет после смерти?
– Не знаю. Что-то будет. Наши мертвые присматривают за нами, это я чувствую. Они пытаются заговорить со мной сегодня, сказать, что надо сделать для тебя.
– Ничего. Для меня – ничего. Что ты собираешься сделать для него?
– Я молюсь за него. За его душу.
– А его тело?
– Это всего лишь раковина.
– Приложи раковину к уху – услышишь океан, где она рождена.
– Хм. И что же, по-твоему, происходит после смерти?
– Я не знаю того, что знаешь ты. Жизнь, смерть, рай, ад, бог, душа. Я думаю только о Парвизе.
– Чего же он хочет?
– Он хочет домой. Он хочет, чтобы я вернула его домой – хотя бы раковину.
– Это не в твоих силах.
– Но попытаться надо.
– Как?
– Ты мне поможешь?
– Когда же ты поймешь – мы не в том положении. Мы не можем даже высказаться так, как Глэдис, у нас нет подобных прав. Вспоминай его в сердце и в своих молитвах, как бабушка вспоминала своего единственного сына. Возвращайся в университет, изучай законы. Смирись с законами, даже если они порой и несправедливы.
– Раз ты так говоришь – ты ни брата не любишь, ни справедливость.
– Я слишком люблю тебя, чтобы думать о чем-то другом.
– Твоя любовь ко мне бесполезна – ты не желаешь помочь.
– Твоя любовь к нему бесполезна – он мертв.
– Слезь с его сарая. Здесь не должен раздаваться твой голос.
– Аника! Ты мне так нужна! Разве сможем мы пережить эту боль поодиночке?
Рука Исмы гладит ее волосы, пытается отвлечь от Парвиза.
– Уходи.
X
ПОТРЯСЕНЫ И В УЖАСЕ:
СЕСТРА ПАРВИЗА ПАШИ СДЕЛАЛА ЗАЯВЛЕНИЕ
Сегодня утром Исма Паша, старшая сестра Парвиза Паши, уроженца Лондона, погибшего в понедельник в Стамбуле, зачитала перед своим домом в Уэмбли заявление для прессы. Она сказала: «Моя сестра и я были потрясены, были в ужасе, когда в конце прошлого года стало известно, что наш брат Парвиз присоединился к людям, которых мы считаем врагами и Британии, и Ислама. Мы сразу же уведомили отдел по борьбе с терроризмом, об этом уже говорила комиссар Джэнет Стивенс. Мы хотим поблагодарить представительство Пакистана в Турции, которое организует доставку тела нашего брата в Пакистан, где родственники ради памяти нашей покойной матери согласились принять его и похоронить. Моя сестра и я не планируем выезжать на похороны в Пакистан».
Мечеть, которую посещал Паша, также сделала заявление, разъяснив, что заупокойных молитв по убитому террористу не будет, и опровергла слухи о молитвах как «попытку разжечь ненависть к законопослушным британским мусульманам».
Тело Паши находится в стамбульском морге, и согласно осведомленным источникам, потребуется еще несколько дней до репатриации в Пакистан.
Полиция Стамбула сообщила, что на момент смерти у погибшего не было при себе оружия. Причины, побудившие его приблизиться к британскому консульству, остаются невыясненными, как и личность его убийцы – свидетели описывают мужчину азиатской внешности тридцати с чем-то лет. Комиссар Джэнет Стивенс ранее заявляла, что Паша работал в отделе по связям с прессой, который занимался вербовкой боевиков и так называемых «невест джихади». Житель Тауэр-Хэмлетс Мобашир Хок, чья дочь Романа в январе уехала в Сирию и вступила в брак с боевиком ИГИЛа, сказал репортерам: «Ложь и пропаганда таких людей, как Парвиз Паша, заманили мою дочь в ловушку, и в решении министра внутренних дел меня огорчает только одно – что я не смогу плюнуть на могилу террориста».