Книга Европа и ислам. История непонимания - Франко Кардини

Монгольские и османские войска сошлись в конце июля 1402 года, под Анкарой. Удача улыбнулась первым. Побежденный герой сражения при Никополе умер через год в тюрьме, подвергнувшись самым изощренным пыткам. Но в 1405 году внезапно скончался Тимур, и его огромная империя распалась из-за распрей между наследниками.

Кроме того, османский султанат, сильно уменьшившийся в размерах после поражения при Анкаре, не был поглощен империей Тимура. И теперь, когда его могущество стало намного более умеренным, он стал вызывать интерес как возможный союзник. Это сразу же заметили венецианцы, в то время как французы и генуэзцы (в лице все того же порывистого Бусико) предпочли предложить помощь императору Константинополя. Таким образом, в первом десятилетии XV века новые «крестовые походы» вылились в столкновения между венецианцами и генуэзцами на востоке Средиземноморья. Но европейцы проигнорировали изменения, происходившие в османском государстве: после бурного десятилетия, когда сменилось целых три султана, власть прочно закрепил за собой Мехмед I, а затем его сын Мурад II. Этот последний, найдя формальный предлог, в 1422 году осадил Константинополь. Осада была скорее демонстрацией силы, а быть может, декларацией намерений. Спустя три месяца она была снята без каких-либо видимых последствий. Но теперь все иллюзии окончательно рассеялись. Мануил II отрекся от престола в 1423 году; два года спустя на трон взошел его сын Иоанн VIII. Султан тем временем делал жесты в сторону венецианцев и генуэзцев. Осознавая размеры их экономического и морского могущества, а также их прочные позиции в Константинополе, он разжигал соперничество между итальянцами, демонстрируя свое расположение то к одним, то к другим. В 1423 году Фессалоники добровольно перешли под власть Венеции. Мурад вернул город себе в 1430 году при поддержке герцога Миланского Филиппо Марии Висконти, заклятого врага венецианцев, поддерживавшего через посредство Генуи теснейшие торговые и дипломатические отношения с другим мусульманским монархом — эмиром Туниса.

Со своей стороны, султан не желал без особой нужды портить отношения с европейцами и после захвата Фессалоник предложил венецианцам — в качестве компенсации — выгодное торговое соглашение. Одновременно Мурад II приглашал генуэзцев вкладывать капитал в предприятия на территориях, принадлежавших Османской империи: в 1437 году он разрешил им разработку залежей квасцов в Анатолии. В 1433 году османское посольство прибыло в Базель к императору Сигизмунду, который в бытность свою венгерским королем участвовал в сражении под Никополем; бывший крестоносец встретил послов гостеприимно.

Однако идеалы крестоносцев не умерли. В 1422 году, когда султан Мурад стоял под стенами Константинополя, угрожая византийской столице, умирал Генрих V, герой Азенкура. У его смертного одра монахи пели псалмы. Когда они дошли до строк «Облагодетельствуй, по Благоволению Твоему, Сион, воздвигни стены Иерусалима»[20], монарх, который всю жизнь провел в попытках подчинить Францию, прервал пение и во всеуслышание заявил, что высочайшей целью его жизни, которой он намеревался посвятить себя целиком, уладив все дела в королевстве, всегда было освобождение Святого города. Его последним словом, как и у святого Людовика, было «Иерусалим».

8

«INIMICUS CRUCIS, INIMICUS EUROPAE»[21]. ОСМАНСКАЯ УГРОЗА

Погоня за Красным Яблоком

История любого народа уходит корнями в далекое прошлое. У всех народов имеются свои мечты, предсказания, пророчества. Были они и у османских турок. В эпосе урало-алтайских народов можно выделить два основных мифологических архетипа: легендарный родоначальник — Волк, и предмет — прообраз желания и счастья — Яблоко.

В сказках тюрко-монгольских народов часто упоминается легендарный город Кызыл-Алма — «Красное Яблоко». На протяжении многих веков кочевники Центральной Азии неоднократно замечали его сияние сквозь вихри песчаных бурь и ледяные порывы снежных ураганов, где-то между Каспием, Гоби и Тянь-Шанем. Город Красного Яблока представлялся (и описывался в сказаниях) как огромный золотой купол. Для турок-османов им был сначала купол Святой Софии в Константинополе, затем купол мечети ал-Акса в Иерусалиме, через многие века — купола Буды, а затем Вены, мелькнувшей им дважды в XVI–XVII веках, и, наконец, в победном опьянении — сам Рим… И поныне память о древних легендах и многовековых мечтаниях хранит в своем имени столица Казахстана Алма-Ата — «Яблоко-Отец». В погоне за Красным Яблоком тюркские кочевники дошли до стен Нового Рима: стало ясно, что они намерены стать обладателями золотого яблока, отражающегося в туманных водах Босфора.

В 1421 году новый герцог Бургундский Филипп Добрый, сын Иоанна Бесстрашного, решил воскресить восточные планы своего отца и деда. Его эмиссар, Гильбер де Ланнуа, отправился в восточноевропейские земли, чтобы изучить возможности организации нового крестового похода теперь, когда с церковным расколом на Западе было покончено, а англо-французский конфликт казался (после Азенкура) исчерпанным. В 1433 году герцог отправил на Восток еще одного своего представителя, Бертрандона де ла Брокьера. Но оба прозорливых наблюдателя сошлись во мнении: турки сильны и дисциплинированы, так что одержать верх над ними непросто.

Филиппу — в это время выяснявшему отношения с императором Сигизмундом, который по всем признакам хотел воспрепятствовать бургундской экспансии в направлении Брабанта, Лимбурга и Люксембурга, — необходимо было найти нечто такое, что подняло бы его престиж и возвысило бы его над другими христианскими правителями: утратившим былую силу византийским императором, бездеятельным императором Священной Римской империи, королем Франции и королем Англии, слишком занятым сохранением своих владений по обе стороны Ла-Манша. Остальных — нерешительного французского дофина (впоследствии короля Карла VII), испанских монархов — «великий герцог Запада» в расчет не принимал. Вожделенного престижа можно было бы добиться посредством крестового похода, если бы при поддержке Папы Филипп стал его единственным вождем, выдвинув себя на роль того самого «короля-воина» (bellator rex), которого вот уже полтора века тщетно искали идеологи войны с мусульманами.

Со своей стороны, византийский император Иоанн VIII сознавал близость конца своей империи, от которой осталась почти лишь одна блистательная столица. В 1437 году Иоанн VIII предпринял поездку в Европу, чтобы просить помощи у иерархов римской церкви, собравшихся на очередной собор в Базеле. Он прекрасно понимал, чего западные церковники потребуют от него взамен: изъявление покорности, прекращение раскола церквей через отказ от самостоятельности греческой церкви и ее подчинение Риму. Но он знал и другое. Как в греческих церковных (особенно монастырских) кругах, так и среди жителей Константинополя, набожных христиан, многие говорили — а некоторые даже заявляли об этом открыто, — что «османский тюрбан» лучше «папской тиары»: мусульмане дали бы греческим христианам статус диммий (то есть защищенных властью и имеющих свободу вероисповедания), а латинская церковь полностью лишила бы их свободы в том, что касается богослужения, внутрицерковного управления и богословской науки.