Книга Кубинский кризис. Хроника подводной войны - Питер Хухтхаузен

— Я полагаю, он разбирается в ваших делах чуточку лучше, чем мы думали. Он всегда изъясняется так пространно, но он ведь действительно мало что упустил, не так ли?

У Скотта был смущенный вид.

— У нас работа, выполнение которой зависит от того, сможешь ли ты оставаться незамеченным, и это непростая задача в обстановке полицейского государства. Мои ребята находятся под ужасающим напряжением, а со стороны кажется, что они играют. Да ладно, все это ерунда, мы выполним работу, невзирая ни на что. — Он поднялся, и двое старших дипломатов вышли из «пузырька».

В течение ближайших двух часов четверо сотрудников военного атташата в гражданском платье покинули здание посольства — двое через центральный вход и еще двое — через боковые автомобильные ворота; обе группы немедленно запрыгнули в городские автобусы разных маршрутов. Охранники КГБ в серой форме, сидевшие в крохотных сторожевых будках, немедленно подняли трубки телефонов. Опять начиналась игра, и ставки в ней были выше, чем прежде.

Поездки по Советскому Союзу для американских дипломатов были сложны, трудны, зачастую утомительны, временами чрезвычайно опасны и — всегда — являлись вызовом. Западным дипломатам разрешались поездки по территории, занимающей менее 1 % общей сухопутной площади Советского Союза. Тогдашняя политика посольства США в СССР заключалась в том, чтобы младшие сотрудники зарубежной службы Госдепартамента и младшие офицеры атташата путешествовали по стране как можно чаще. Было невозможным, находясь в столице или сидя в посольском комплексе-гетто, составить точное представление о жизни в СССР. С самого начала поездка в какой-нибудь город на обширной внутренней территории СССР была труднопреодолимым бюрократическим процессом. Сотрудникам посольства приходилось вступать в переписку с советским Управлением дипломатической службы, называвшимся, по его русской аббревиатуре, УПДК, которое само по себе являлось туманящим голову и вызывающим запор учреждением, срывавшим все попытки западных дипломатов организовать поездку за пределы столицы. Для сотрудников военного атташата сложность усугублялась наличием дополнительных препон в лице Управления по иностранным военным дипломатам при Министерстве обороны, называемого УВС (Управление внешних сношений,). Это исключительно сердитое заведение уступало только УПДК в изыскании методов воспрепятствовать обычным процедурам, основанным на здравом смысле, для путешествия из точки «А» в точку «Б» на территории СССР. Даже проделав всю подготовительную работу по организации поездки, имея на руках билеты на поезд или самолет и разрешение на выезд из столицы от УВС и УПДК, дипломат или сотрудник атташата мог быть в последнюю минуту бесцеремонно лишен права на поездку телефонным звонком, отменяющим разрешение на выезд, — просто так, на ровном месте; а в результате шла насмарку подготовка, на которую было потрачено несколько недель.

Для военных дипломатов поездки осложнялись еще и постоянной слежкой, которая начиналась с момента убытия из посольства, осуществлялась в поездах и самолетах — чтобы предотвратить неверное поведение дипломатов на маршруте следования, и продолжалась в городе, в который они прибывали, — зачастую в форме постоянного присутствия сотрудников «Интуриста», заведовавших жильем, предназначенным для дипломатов, и во время неизбежных поездок по городу, которые дипломаты совершали не только для ориентирования и планирования, но с целью действительно интеллектуального обогащения. Во время этих чопорно-пропагандистских поездок путешественник узнавал о героической борьбе местного населения с фашистами во время Великой Отечественной войны, часами разглядывал гротесковые монументы победы социализма над фашизмом — громадные конструкции такой величины и уродства, что на память приходили сравнения с ужасными сновидениями больного лихорадкой. В любом случае западный дипломат выдерживал эти поездки только ради ознакомления с обстановкой для последующих набегов с разведывательными целями да еще, если повезет, ради встреч и разговоров с местными жителями для получения представления о том, как здесь люди живут и что их волнует, или, как говорили в Госдепе, чтобы «пощупать пульс страны». Встречи с местным населением были гораздо более сложным делом, чем это представлялось на первый взгляд, особенно для военных дипломатов. Когда местный житель различал в русском языке атташе иностранный акцент, он немедленно настораживался, поскольку туристов с Запада — в виде индивидуальных туристов — большей частью просто не было. Потом неизбежно всплывал наружу тот факт, что турист является дипломатом, и русский начинал тревожиться еще сильнее. Если выяснялось, что путешественник является американцем, то русский вежливо уходил; если он был американским дипломатом, то русский бросался наутек; если это был военный дипломат, то русский удирал с объятыми ужасом глазами, опасаясь, что служба безопасности его задержит и допросит, или жестоко изобьет, или, хуже всего, предъявит обвинение в связях с иностранными шпионами.

Незадачливые дипломаты, у которых единственной целью и работой в этой поездке были те самые глухие и зачастую заброшенные города, где они собирались пощупать пульс страны, оказывались в затруднительном положении, отыскивая собеседника для разговора. Любая завуалированная попытка встретиться с местным жителем наедине только запутывала положение и осложняла жизнь местного жителя. Зачастую вместо попыток контакта с местными жителями приходилось ограничиваться неизбежной болтовней с экскурсоводами «Интуриста» или шоферами такси, которым разрешалось общаться с иностранцами, но которые мало что могли добавить к тому, что им разрешалось говорить иностранному дипломату и что тот уже знал.

Были, конечно, исключения, но все обусловливалось конкретным периодом «холодной войны», а не короткими периодами «оттепели» или ограниченной разрядки во время правления Хрущева, когда можно было ожидать несколько теплых дежурных слов от человека, контакт с которым санкционирован. Любая последующая попытка встретиться с местными жителями в частной обстановке была опасна для самих жителей и продолжительности пребывания дипломата на его посту — отклонения от нормального поведения, т. е. от стерильной жизни в интуристовской гостинице, ужина в отведенных для иностранцев ресторанах, редких походов в музей или на культурное мероприятие — могли привести к составлению внушающего благоговейный ужас Акта, т. е. доклада о недипломатичном поведении, и дипломат мог ехать домой как персона, уличенная в «деятельности, несовместимой со статусом дипломата» и ожидающая неминуемой высылки.

Были, однако, моменты, когда можно было и посмеяться, и погоревать из-за случайного прокола в главной работе по сбору разведывательной информации. Был случай, когда двое военно-морских атташе, англичанин с американцем, несколько часов слонялись по заброшенному промышленному пустырю в районе порта и наблюдали за объектом, а после этого вернулись в свой номер в одесской гостинице. Единственный ресторан, обслуживающий иностранцев, открывался не скоро, и, чтобы убить время, один из атташе открыл краны, предвкушая прелести принятия горячей ванны. Ждущие наполнения ванны водой офицеры быстро уснули — один на кровати, а другой на кушетке. Через полчаса обоих разбудил неистовый стук в дверь, которую открыла дежурная по этажу своим ключом (на каждом этаже гостиницы имелась дежурная по этажу, как правило, женщина с большой талией). К этому моменту ванна была переполнена, и вода стекала на нижний этаж, в столовую, замкнув лампы освещения на потолке. Дежурная по этажу громко и долго ругалась, потом, делая положение вещей еще хуже, брызжущая слюной дежурная вышла из номера, так хлопнув дверью за своим крупным задом, что этажом ниже, в столовой, рухнул потолок, сделанный из некондиционной штукатурки, впитавшей влагу. Атташе заставили подписать милицейский протокол, выселили из гостиницы и отправили в Москву; а потом был представлен неизбежный Акт.