Книга Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890-1918 - Мария Романова

Мой незамысловатый багаж – несколько комплектов серой униформы, белые платки, которые мы носили в качестве головного убора, передники, белые больничные халаты, хлопчатобумажное белье и чулки – уместился в одном чемодане.

Переносная кровать, резиновая ванна и несколько резиновых тазиков меньшего размера довершали мой походный набор.

Тетя Элла приехала, как и обещала, в день моего отъезда. В то утро я впервые надела свое форменное платье; помню, как мне было неловко выходить на улицу.

После обеда тетя отвела меня в часовню в маленьком домике Петра; в ней была очень почитаемая икона Спасителя. Пока мы находились там, наш лакей, должно быть, сказал людям, кто мы такие, так как, когда мы вышли на улицу, нас окружили со всех сторон. В основном это были простые люди, очень растроганные. Многие женщины плакали; те, которые стояли к нам ближе всех, начали, к моему великому смятению, дотрагиваться до моего платья, ловить мои руки и целовать их.

«Ох, милая ты наша, ты тоже идешь на войну! Благослови тебя Господь!» – сказала какая-то старуха, всхлипывая. Другие присоединились к ней, орошая нас слезами и засыпая добрыми пожеланиями. «Спасибо!.. Вы собираетесь ухаживать за нашими солдатами… Да поможет вам Бог!.. Спаси и сохрани вас Господь!.. Да пошлет нам Господь силу, чтобы победить врага!..» А одна бедная старушка все просила мою тетю «за ради бога» разузнать что-нибудь о ее сыне.

Наконец мы освободились и сели в карету. Мне никогда еще не доводилось переживать что-либо подобное, и я была взволнована до глубины души, да и моя тетя тоже.

Тетя Элла, великая княгиня Мария и Володя Палей, мой сводный брат, приехали в тот вечер на вокзал, чтобы проводить меня. Наше подразделение состояло из восьми сестер милосердия, двух врачей, заведующего, представителя Красного Креста и двадцати санитаров. Помимо принцессы Елены и меня, с нами ехала мадам Сергеева, недавно назначенная мне фрейлина, без которой императрица не давала своего согласия отпустить меня.

Наш поезд вез не только лекарства, но и различное оборудование, необходимое для проведения операций в полевых условиях: полевой госпиталь, санитарные повозки, полевые кухни, баки, коней и палатки. Елена также везла свой автомобиль. Я с дрожью поцеловала всех, кто пришел проводить меня. Слезы стояли в глазах тети Эллы, когда она, коснувшись худыми пальцами моего лба, лихорадочно благословляла меня размашистым крестным знамением. Был подан сигнал к посадке на поезд. Мы зашли в свое купе. Поезд тронулся, прозвучали последние пожелания и наставления. На платформе мы видели много плачущих людей. Но у меня на сердце было легко, даже радостно.

Той ночью впервые в жизни я сама достала свою ночную сорочку и подушки из небольшой скромной дорожной сумки. До сих пор я редко путешествовала с ночевкой без горничной. Когда я повесила свой черный передник и серое хлопчатобумажное платье на стенку купе, в котором я ехала вместе с Еленой, я подумала, как легко и просто изменилась моя жизнь и насколько мне стало легче и проще. Размышляя так, я заснула, и мне снились подвиги.

Пункт нашего назначения был неясен. Мы знали только, что должны доехать до приграничного городка Эйдткунена, там выгрузить наше оборудование и ждать указаний. Прибыв в Эйдткунен на следующий день, мы обнаружили город в страшном беспорядке. Когда мы в конце концов нашли штаб генерала Ренненкампфа, командующего этим участком, у него не оказалось никаких распоряжений относительно нас. Его армия, в которую входил и кавалерийский полк Дмитрия, продвинулась далеко в глубь территории Восточной Пруссии, но никто не мог сказать, был ли занят Инстербург нашими войсками или нет.

Но небольшой город Гумбиннен, расположенный на полпути между Эйдткуненом и Инстербургом, был в наших руках, и нам посоветовали направиться туда.

Пока мужчины выгружали оборудование, мы, сестры милосердия, бродили по городу. Было совершенно очевидно, что этот город находится рядом с фронтом. Везде были солдаты в испачканной полевой форме; телеги сгрудились в кучу; там и сям от полевых кухонь поднимался дымок; воздух был наполнен смесью запахов: душистого сена и лошадьми, теплым запахом свежеиспеченного хлеба, запахом вытоптанной травы, запахом дымка. Некоторые семьи, очевидно, решили покинуть город. Их пожитки были нагружены в повозки, стоявшие посреди дворов, или были разбросаны на улице среди сена и соломы. Там и сям на улице валялись вещи, которые уронили или забыли; солдаты тщательно разглядывали эти вещи и, как правило, немедленно присваивали их, независимо от их величины или полезности. Я сама подобрала новенький кофейник и гордо показала его своим спутницам как свой трофей. Я засунула его себе под мышку и долго пользовалась им, всегда рассказывая историю своей находки.

Когда разгрузка закончилась, Елена, мадам Сергеева и я поехали на машине в Гумбиннен, в то время как вся наша часть должна была следовать за нами маршевым порядком.

На все эти действия взирали безутешные жители городка. Я бы предпочла остаться со всем персоналом и ехать вместе с ними на повозках, но Елена решила, что нам следует поехать вперед и, если это будет возможно, найти место для госпиталя.

Нелегко было добраться до Гумбиннена. Еще совсем недавно этот городок был полем боя, и дороги сильно пострадали. С напряженным любопытством я смотрела на вытоптанные поля по обеим сторонам дороги, на ямы, еще недавно вырытые снарядами, на сломанные деревья. В одних местах оставались следы лагерных стоянок, в других – боевых действий: брошенные ранцы, сломанные винтовки, пустые жестянки, клоки одежды. Я высматривала мертвых, боясь увидеть их; но все тела погибших людей к тому времени уже убрали; однако трупы лошадей с задранными ногами и вздутыми животами еще лежали.

Нигде не было видно ни окопов, ни колючей проволоки. Продвижение частей генерала Ренненкампфа в Восточную Пруссию, предпринятое, чтобы оттянуть германские армии с Западного фронта, в то время когда они уже наводнили Бельгию и были готовы идти на Париж, до сих пор было в целом успешным; оно захватило врага врасплох. Они не ожидали, что мобилизация в России пройдет так быстро и организованно. Однако наше поспешное наступление не оставило нам времени для постройки укреплений и оставило тыл беззащитным.

В Гумбиннене царил беспорядок. Насколько мы могли определить, штаб Ренненкампфа был переведен в Инстербург. Тем не менее Елена решила осмотреть некоторые дома. Мы объехали Гумбиннен в сопровождении нескольких городских чиновников.

Я никогда не забуду этот город. Внешне немногие дома пострадали; на первый взгляд аккуратные немецкие кирпичные строения казались чистыми и нетронутыми. Но внутри все было иначе: не было ни одной неразграбленной квартиры. Покосившиеся двери были раскрыты, замки взломаны, посудные шкафы зияли пустотой, одежда разбросана по полу, глиняная посуда и зеркала лежали разбитыми, мебель перевернута и проткнута штыками.

Жители, не ожидавшие появления русских, спасались бегством, побросав свои пожитки. Тревога, вероятно, поднялась приблизительно в обеденное время, так как почти во всех домах столы были накрыты. На тарелках лежали сухие куски мяса в густой холодной подливке, рядом с ними валялись салфетки, стулья были отодвинуты. Если бы не ужасный беспорядок и разрушение, можно было бы подумать, что семья только что встала из-за стола и ушла в другую комнату.