Книга С первой фразы. Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию - Лиза Крон

МИФ: Экспериментальная литература, рассказывая историю, может безнаказанно нарушать правила – ведь это «высокое искусство», а значит, оно лучше обычных старых романов.

РЕАЛЬНОСТЬ: Романы, которые сложно читать, не читают.

Несколько лет назад Родди Дойл – широко известный как лучший современный ирландский романист – шокировал прославлявшую Джеймса Джойса публику, собравшуюся в Нью-Йорке, сказав: «У хорошего редактора из „Улисса“ получилось бы что-нибудь толковое». Воодушевившись этой темой, он продолжил: «Вы знаете, люди часто называют „Улисса“ одной из десяти лучших книг из когда-либо написанных, однако я сомневаюсь, что роман им когда-нибудь по-настоящему нравился»{117}.

«Улисса» читают отчасти из-за того, что это сложно и что дочитать до конца – значит показать свой интеллект (если не выносливость). Но вне зависимости от ума мало кто действительно наслаждается этой книгой. Весь ужас в том, что даже упоминание о таких книгах может серьезно навредить. Как отмечает Джонатан Франзен, книги вроде «Улисса» «говорят среднестатистическому читателю: современную литературу ужасно сложно читать. А начинающему писателю они говорят: невероятная сложность поможет завоевать уважение»{118}. Вот в чем проблема.

Существует школа писательского мастерства, которая гласит, что именно читатель должен «ухватить суть», а не писатель – суть эту передать. Многие экспериментальные писатели замечательно освоили этот метод. Согласно этой школе, когда мы, читатели, не «схватываем суть», это не их ошибка, а наша. Такие убеждения поощряют подсознательное презрение к читателю и дают писателям полную свободу самовыражения. А также эта мысль предполагает заинтересованность читателя и его искреннюю преданность с самого первого предложения, как будто он обязан с трудом глотать каждое слово.

Проблема в том, что чтение книг, освобожденных от так называемых плебейских причинно-следственных связей в построении сюжета, описании героев и даже их шапочных знакомых, быстро превращается в тяжкий труд. Но в отличие от того, что мы делаем охотно (ежедневные походы в офис, пропалывание грядок, воспитание только что купленного очаровательного щенка), в данном случае сложно сказать, что мы получим, добравшись до конца. Если, конечно, не читать скучные книги исключительно для того, чтобы прочувствовать на своей шкуре, каково это, когда тебе по-настоящему скучно (но тогда это мешает достижению нашей главной цели). Я часто слышу похожие истории от студентов. Например, одна студентка только что получила степень магистра изящных искусств в престижном университете и призналась мне, что ей приходилось читать книги, которые чуть ли не доводили ее до слез, – настолько скучными они были. Возможно, автор этого не хотел.

Но тут нужно копнуть глубже и задать более интересный вопрос. Учитывая, что история – это форма общения, на которую мы склонны отзываться, чем же тогда являются подобные книги? Представляют ли они собой истории? В большинстве случаев ответ будет безоговорочно отрицательный. Это не значит, что определенные читатели не могут чему-нибудь у них научиться – в конце концов, мы учимся по учебникам, математическим уравнениям и трактатам. И это тоже может приносить определенное удовольствие. Но подобное удовольствие происходит не от чтения увлекательной истории, а от решения сложной задачи, хотя и оно может по-настоящему опьянять. Вы чувствуете себя умными, как будто разгадали сложный кроссворд. В этом нет ничего странного.

Возможно, все дело в убеждении, что если вы историей наслаждаетесь, то это автоматически означает, что история рассчитана на массового читателя и вы не слишком умны. Ирония в том, что удовольствие, которое мы получаем от хороших историй, доказывает, как они важны для нашего выживания. Еда кажется нам вкусной, чтобы мы ее съели, и точно так же удовольствие, которое мы получаем от историй, заставляет нас обратить на них внимание.

Как красноречиво выразилась Антония Байетт: «Рассказы – такое же человеческое свойство, как дыхание и циркуляция крови. Современная литература пытается покончить с историями, написание которых кажется им вульгарным, подменяя их обратными кадрами, олицетворениями и потоком сознания. Но истории присущи нашему биологическому виду, и от этого никуда не денешься»{119}.

Да и кто пытается? Плюс в том, что экспериментальную прозу тоже можно увязать с историей, на которую читателю свойственно отзываться. На самом деле лучшие экспериментальные книги именно так и написаны. А теперь вернемся к Дженнифер Иган, которая, признав, что самое главное – это читатель, желающий узнать о дальнейшем развитии событий, добавляет: «Теперь я убеждена, что, связав идеи со своевременными и интересными техническими приемами, можно сорвать джекпот»{120}.

Сорвать джекпот – значить отыскать нить повествования, которая придаст значение всему тому, что происходит в вашем замечательном эксперименте. Так что давайте вернемся к поискам тех путей, которые помогут нам это сделать.

Два уровня причины и следствия

Экспериментальная, традиционная или что-то среднее – история разворачивается сразу на двух уровнях: внутренняя борьба главного героя (об этом, собственно, и история) и внешние события (сюжет). Поэтому неудивительно, что причинно-следственные связи управляют и тем и другим, помогая им подстраиваться друг под друга и создавать неразрывную нить повествования.

1. По отношению к сюжету причина и следствие лежат на поверхности, указывая на то, какое событие логически повлекло за собой следующее: Джо лопнул блестящий красный шарик Клайда; Джо выгнали из школы клоунов.

2. По отношению к истории причина и следствие лежат на более глубоком уровне – на уровне значения. Они объясняют, почему Джо лопнул шарик Клайда, понимая, что, возможно, его исключат.

Поскольку история о том, каким образом происходящее влияет на кого-либо – например, причина, по которой Джо лопнул шарик, – важнее факта того, что он его лопнул. Коротко говоря, почему несет в себе бóльший вес, чем что. Представьте, что существует неофициальная иерархия: сначала идет почему, и оно управляет что; почему – причина, что – следствие. Например, Джо знает, что Клайд – клоун-маньяк и шарик ему нужен как приманка для маленького ребенка, которого он собирается заманить в темный угол цирка. Хотя Джо всегда мечтал «сидеть в одной лодке» с настоящими клоунами, он понимает, что никогда не сможет простить себе, если не помешает Клайду, поэтому и лопнул шарик. То есть в истории причины и следствия показывают не то, как главный герой из пункта А (учится в школе клоунов) добирается до пункта Б (уже не учится в школе клоунов), а почему он это делает. Внутренние причинно-следственные связи на уровне истории определяют развитие борьбы героя с его внутренней проблемой, которая подталкивает его к действию. Они раскрывают нам, как он осмысляет происходящее в свете своей цели и как принимает решения, благодаря которым попадает в следующую сцену.