Книга Замок Бландинг - Пэлем Грэнвил Вудхауз

– Что случилось, мистер Бидж? – спросила она. Дворецкий хмуро посмотрел в окно. Он тяжело дышал, как дышит тот, кто страдает от избытка чувств и от аденоидов. Солнечный луч, скользивший по ковру, поймал его угрюмый взгляд и смутился.

– Я принял решение, миссис Твемлоу, – ответил дворецкий.

– Какое?

– С той самой поры, как он ее растит, я вижу на стене письмена. Все. Как только он вернется, ухожу. Восемнадцать лет служил я этому дому, начал с младшего лакея, достиг высот, но больше я не могу.

– Неужто из-за бороды?

– Именно. Не только я, вся округа… Вы знаете, что в прошлое воскресенье, на школьном празднике, кто-то крикнул: «Козел!»?

– Не может быть!

– Может, миссис Твемлоу. Чего еще ждать? Ах, то ли еще будет! Из-за этой бороды от нас отходят лучшие люди графства. Сэр Грегори искоса глядел на нее, когда обедал у нас в пятницу.

– Борода не очень красивая… – признала домоправительница.

– Именно. Я обязан открыть ему глаза. Пока я здесь служу, это невозможно. Что ж, попрошу увольнения. Тогда я свободен. Это не тосты под той крышкой, миссис Твемлоу?

– Да, мистер Бидж, тосты. Попробуйте! Может, развеселитесь.

– Развеселюсь! – с горьким смехом воскликнул дворецкий.

К счастью, в эти минуты лорд Эмсворт сидел у себя, в Клубе старых консерваторов, и не подозревал о нависшей над ним беде. Но ему и так было о чем подумать.

В последние дни все не ладилось. Макалистер, старший садовник, сообщил о нашествии зеленой тли. Глубоко почитаемая корова, готовившаяся к выставке, съела что-то, неведомое медикам. Более того – пришла телеграмма от младшего сына, который приплыл в Англию и почему-то хотел видеть отца.

Об этом и думал злосчастный граф, рассеянно глядя на консерваторов. Нет, почему возвращается Фредди? Что ему делать в Англии? Восемь месяцев назад он женился на Ниагаре Доналдсон, которая живет в Америке, – значит, должен быть в Америке, а он в Лондоне, да еще, судя по телеграмме, чем-то встревожен.

Лорд Эмсворт задумчиво погладил подбородок – все же так легче мыслить – и удивился нежданному препятствию. Сосредоточив на этой загадке весь свой разум, он понял, что там – борода; и расстроился. Что ж это такое, в конце концов, какие-то водоросли! В общем, он еще больше рассердился на Фредди, хотя и совершенно зря.

В этот самый миг он увидел, что беспутный сын идет через комнату к нему.

– Привет! – сказал Фредди.

– В чем дело, Фредерик? – спросил граф. Они помолчали. Фредди вспомнил об их последней встрече, когда сам он женился на девушке, которую многострадальный лорд видел только в телескоп, а этот лорд, его отец, думал о неприятных словах, которые прочитал в телеграмме: «затруднительном положении». Пятнадцать лет кряду он выручал сына из таких положений, казалось бы – отдал в хорошие руки, и вот опять!

– Садись, – печально сказал он.

– Мерси, – сказал Фредди. – Давно оброс?

– Что?

– Ну, бородой. Прямо не узнаешь!

Лорд Эмсворт снова дернулся от горя.

– При чем тут борода?!

– Хорошо, не буду, – согласился Фредди. – Спасибо, что приехал.

– Я приехал, – сказал граф, – потому что ты в этом… в положении.

– Вот он, британец! – одобрил Фредди.

– Понять не могу, – продолжал граф, – какие такие положения! Надеюсь, дело не в деньгах?

– Что ты! Если бы в деньгах, я бы не к тебе обратился. Папаша Доналдсон – молодец! А меня как любит! Ест из рук.

– Да? – удивился все тот же граф. – Я видел мистера Доналдсона всего один раз, но он мне показался умным.

– То-то и оно. Очень меня любит. Нет, тут не деньги. Агги, понимаешь… моя жена…

– Что же с ней?

– Она меня бросила.

– Бросила!

– Раз и навсегда. Оставила записку. Сейчас она в «Савое», но меня не пускает. Живу на Кинг-стрит, если это жизнь.

Лорд Эмсворт глубоко вздохнул, поражаясь тому, как молодой человек, даже такой привычный, умеет запутать свои дела. Случилось чудо, он сумел провести дочь миллионера – и что же? Он ее упускает. Много лет назад, в ранней молодости, романтический Кларенс жалел, что у старого рода Эмсвортов нет фамильного проклятия. Подозревал ли он, что сам его породит?

– Виноват, конечно, ты? – ровным голосом спросил он.

– В определенном смысле, да. Но…

– Что именно случилось?

– Как тебе сказать… Ты знаешь, я всегда любил кино. Ходил на все фильмы. Хорошо. Лежу я ночью – и вдруг думаю: почему бы мне не написать сценарий? Пришла, понимаешь, мысль. И какой сюжет! Один бедный человек попал под машину, ему нужна операция. Просят задаток, пятьсот долларов, а у него их нету. Тогда его жена идет к миллионеру…

– Что, – спросил лорд Эмсворт, – это за чушь?

– Чушь? – не поверил Фредди. – Это мой сценарий.

– Я не хочу его слушать, – сказал граф. – Я хочу узнать, если можно, в двух словах, почему ты поссорился с женой.

– А я и рассказываю. Все началось со сценария. Когда я его написал, я захотел его продать, а тут как раз приехала Полина Птит, и один приятель нас познакомил.

– Кто такая Полина Птит?

– Ну, знаешь! – Фредди опять себе не поверил. – Нет, не может быть! Это же звезда! Ты видел «Рабов страсти»?

– Не видел.

– И «Шелковых цепей»?

– И цепей.

– И «Багровую любовь»? Ну, хоть «Золотые узы»? «Соблазн»? Да что же это такое!

– Что случилось с этой женщиной?

– Значит, нас познакомили, и я стал ее охмурять. Понимаешь, если ей понравиться, все пойдет как по маслу. Приходилось с ней видеться, сам понимаешь, и Джейн Йорк застукала нас в таком ресторанчике.

– Господи!

– Ничего страшного, все прилично. Деловая встреча. Плохо то, что я ничего не говорил Агги. Хотел сделать сюрприз. Купят сценарий, приду к ней, и она увидит, что я не такой уж дурак.

– Если женщина способна поверить…

– А что уж совсем плохо, я сказал, что еду по делу в Чикаго. Ну, в общем, сейчас она в «Савое»…

– Кто такая Джейн Йорк?

– Стерва, причем из самых вредных. Иевуссеянка и амалекитянка. Если б не она, я бы все уладил. Понимаешь, она хотела, чтобы Агги вышла за ее брата. Я думаю, она заманивает Агги в Париж, чтобы они опять встретились. В общем, надо что-то делать. Надеюсь на тебя.

– На меня? А что я могу?

– Поговори с ней, похлопочи! В фильмах хлопочут. Сколько раз я видел, как седой отец…

– Чушь и чепуха! – обиделся лорд Эмсворт, которому, как многим пожилым людям, казалось, что он совсем молодой. – Сам виноват, сам и тушись.