Книга Чужими руками - Юля Григорьева

Достаю тапочки. Кладу перед ней на пол:

– Переобувайся! И проходи!

Сама иду в кухню. В раковине немытая сковорода. Муженек изволил с утра яичницу откушать.

Ставлю на плиту чайник. Начинаю мыть посуду.

За спиной появляется Лизка.

– Новая кухня! – замечает она. – Хорошенький гарнитурчик. Сколько такой стоит?

– Не помню уже. Где-то в районе стольника.

– Это много?

– Ты что, совсем в наших ценах не ориентируешься?

– Да откуда же? – виновато улыбается Лизка. – Столько лет…

– Ах да… Я и забыла! Ты же теперь только с евриками дело имеешь! Это мы, простолюдины российские, с деревянными маемся.

– Да ладно тебе! Прибедняться-то! Судя по гарнитуру, не на паперти стоишь. Как мама говорила, не приходится последний член доедать!

– Она говорила: последний член без соли доедать!

– Да! Точно! Тем более что он у тебя один. Или другие есть?

Лизка смотрит на меня с хитрым прищуром. Ждет, что отвечу.

– Ты о чем?

– Не может быть, чтобы у моей сестры никого, кроме мужа, не было! – заявляет Лизка.

– Да нет, Лиза! Ошибаешься. Вася у меня один.

Лизка игриво грозит мне пальчиком. Мы смеемся. Но спокойствие не приходит. Я чувствую, что напряжена. И вижу, что Лизка тоже. Еще бы! Она не каждый день приговор в исполнение приводит. Да и я не каждый день жду смерти!

– Парик давно носишь? – вдруг спрашивает Лизка.

– Иногда…

– А зачем? Свои волосы испортишь…

– Прическу не успела сделать. Чай с чем пьешь? Как и раньше?

– Да! С молоком.

– Бутерброд сделать?

– Нет нет. Спасибо.

Подхожу к холодильнику. Перед тем как открыть его, бросаю взгляд во двор дома. Ничего необычно го не замечаю. Детишки на санках. Детишки на горке. Внимательные бабушки следят за потомками. Мамочки болтают между собой. Мужчин мало. Один папаша катает на санках сына. Другой играет с ребенком в снежки. Еще один мужик стоит, согнувшись, под аркой и трет рукой поясницу. Переусердствовал, видать, развлекая подрастающее поколение.

Бросаю взгляд на часы. Василий вот вот появится. Все-таки Лизка ведет себя странновато. Нервы? Наверное. Только вот от чего? Мои тоже на пределе.

Достаю из холодильника молоко. Открываю бутылку и ставлю на стол перед Лизкой. Бутылка падает. Молоко льется Лизке на кофточку и на колени.

– Ой!

– Растяпа! – хрипло говорит Лизка. – Дай тряпку!

Промокшая кофточка стала полупрозрачной. Вижу, что на сестрице розовый бюстгальтер. Лизка выбирается из-за стола. Опустив голову, смотрит на свою юбку. Я грустно вздыхаю. Юбка испорчена. Огромное пятно до самого подола. На улицу с таким безобразием не выйдешь!

– Извини, Лиза! – виновато говорю я.

– Да ладно ты! Что делать-то? Как я теперь пойду?

Решение приходит мгновенно.

– Дуй в ванную! – командую я. – Раздевайся! Бросай все тряпки в стирку! А сама – в ванну! Отмоешься, включим машину и все выстираем!

– Это же долго! – с сомнением качает головой Лизка.

– А какие еще есть варианты?

Вижу: мои доводы убедили сестричку. Лизка больше не возражает. Но смотрит на меня с каким-то недоумением в глазах. Словно не верит, что я случайно молоко опрокинула. Словно понять хочет: не догадалась ли я про их план? Потом кивает. Провожаю ее до ванной.

– Воду сама наберешь. Шампунь, мочалка – здесь!

Она начинает раздеваться. Выскакиваю в коридор и убираю в шкаф Лизкины сумочку, курточку, сапоги. Потом бегу в спальню. Роюсь в своих тряпках. Отбираю то, что надо. Несу сестрице. Лизка уже в ванне. Шторка задернута.

– Вот! Трусы новенькие принесла. Бюстгальтер. Халат на крючке висит. Полотенце тоже чистое. На вешалке. Мойся!

– Спасибо, Зоя! – каким-то замогильным голосом отвечает Лизка.

– Чего у тебя голос изменился? Тебе не плохо там? Все нормально?

– Все хорошо!

Сбрасываю тряпки, что Лизка с себя сняла, в машину. Уже собираюсь выйти из ванной, когда мой взгляд падает на фен.

«Господи! – пронзает меня страшная мысль. – Ведь это так просто! Включить фен в сеть. Бросить за шторку. И – все! Никаких проблем!»

Меня начинает трясти озноб. В висках стучат молоточки. Голова кружится. Чтобы не упасть, опираюсь спиной на косяк двери. И словно завороженная, смотрю на фен. Только протянуть руку! Но она на лилась свинцом.

За шторкой что-то негромко напевает Лизка. Странная какая-то мелодия. На всхлипывание похожа. На плач.

С улицы доносится визг сигнализации. Охватившее меня оцепенение сваливается под ноги, как сброшенная ноша. Бегу в кухню. Отодвигаю занавеску и смотрю в окно. Так и есть. Моя машина мигает всеми огнями. Какая-то сволочь зацепила, наверное! Бегу к двери. Пробегая мимо ванной, кричу Лизке:

– Я на секунду выскочу! Сигнализация на моей машине орет. Наверное, какой-нибудь Шумахер въехал! Я быстро!

Не дожидаясь ответа, набрасываю куртку, хватаю ключи – и за дверь.

Народ у нас ко всему безразличный! Видят же, что машина орет дурным голосом. И – никакой реакции. Мамочки возятся со своими чадами. Бабушки треплются друг с другом, рассказывая про уникальные умственные способности внучат. Мужикам – тем и вовсе все по барабану!

Обхожу машину. Внимательно осматриваю. Все нормально. Никаких повреждений. Сколов краски, царапин, вмятин – ничего. Стекла тоже все на месте.

На что же ты, моя хорошая, жалуешься? Пнул тебя по колесу нехороший дядька? Тебе не больно, но обидно? Ладно. Не расстраивайся. Все будет хорошо.

Нажимаю кнопку на брелочке. Моя «ласточка» замолкает. Еще раз обхожу ее и несколько секунд стою, не зная, что делать. Потом сажусь в машину. Сиденье неприятно холодит. Включать подогрев при неработающем двигателе нельзя, это я знаю. Но и заводить машину не хочу. Просто сижу за рулем.

В боковом зеркале мелькает темная фигура. Это кто-то выскочил из подъезда. Оглядываюсь, чтобы рассмотреть человека, но он уже скрылся за углом. Еще чего-то жду. Потом закрываю машину и шагаю к подъезду.

В прихожей снимаю куртку. И только тут замечаю, что выбежала на улицу в тапочках. Они насквозь сырые. Босиком, с тапками в руках, иду в ванную. Шторка задернута. Но Лизка уже не поет. И даже всплесков не слышно. Тишина полная.

– Все нормально с машиной! Наверное, пнул какой-нибудь болван. Или мячик в нее попал. В общем, ложная тревога!

Лизка не отвечает. Ставлю тапочки на полотенцесушилку и поворачиваюсь к выходу. Что-то останавливает меня.