Книга Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Кэтрин М. Валенте

Между домами никого не было, и за огнем никто не присматривал, но как только Сентябрь и ее шайка вступили на песчаный луг, из-за погнутого ветром куста боярышника выскочило существо с грубым костяным ножом наперевес.

Это был глаштин.

Мягкая черная конская голова уставилась на них прозрачными глазами, пышную гриву, украшенную острыми зазубренными раковинами, трепал ветер. Не считая этих украшений, глаштин был наг – чего Сентябрь давно перестала так уж сильно смущаться, – только колени и локти его были закрыты серебряными доспехами. Цвет кожи глаштина попадал в тон морю.

Глаштин изготовился преградить им путь ножом, хотя, чтобы остановить их, вполне хватило бы его сине-зеленых горящих глаз, похожих на сигнальные огни самолета. Но тут в этих огненных глазах мелькнуло что-то вроде узнавания, и глаштин с прищуром уставился на Сентябрь.

– Это же ты, правда? – прошептал он. – Точно, ты, кто же еще. Я тебя помню. Помнишь меня?

В нос его было вдето серебряное кольцо, как у быка. Сентябрь попыталась вспомнить именно этого глаштина. Зажим ярлоппов потеплел на ее груди. В глубине памяти что-то оживало.

– Кажется… кажется, помню, – прошептала она в ответ, и тень Субботы шевельнулась рядом с ней. – Кажется, однажды, давным-давно, ты забрал мою тень. На реке. – Сентябрь старалась скрыть от него, как она дрожит. В тот день он был страшен и жесток, и она помнила прикосновение этого костяного ножа.

Глаштин наклонил свою благородную голову, и вся его свирепость улетучилась. Он заговорил тихо и дружелюбно:

– Да, я сделал это, дитя из рода человеческого. Если ты хочешь узнать меня получше, то скажу тебе, что мое имя – Овсяный Рыцарь. По тебе видно, что тогда ты меня испугалась, тебе стало страшно. Я и был страшным, потому что такова была моя работа – быть страшным. Я стремился к ужасности, и мне приятно думать, что я часто достигал цели. Но Королева Пустоты, благословенно будь ее имя, разрешила мне наконец свернуть мою ужасность и спрятать ее в кофр в глубине моей души, надежно заперев на ключ. Ты знаешь, прежде чем Маркиза насильно завербовала нас буксировать паромы, я был миролюбивым пареньком, хотел стать фермером и выращивать стихи. Тебе, наверное, странно это слышать. Здесь, внизу, это очень простая работа, совсем не рыцарская. Рыхлишь копытом голубое поле, поливаешь водой и солнечным светом, и стихи так и прут из земли, как гигантские тыквы. – Глаштин мягко фыркнул, напоминая себе о правилах общения. – Я слыхал, что в твоих краях это не так легко.

Сентябрь вспомнила о стихах, которые ее заставляли писать на уроках в школе, о том, как она часами подбирала рифмы к тому или сему. Она любила поэзию, ей нравилось, что в хороших стихах слова пригнаны друг к другу как кусочки пазла. Но, по ее собственному мнению, ей самой так и не удалось сочинить хотя бы одно хорошее стихотворение. В ее стихах слова подходили одно к другому примерно как сломанный кран и злая коза.

– Да, потруднее, – признала она.

Овсяный Рыцарь кивнул:

– Так мне и говорили.

Несколько гибких юношей с лошадиными головами выглянули из плетеных домиков. Они проворно выскочили на песок и, замерев, уставились на Сентябрь. Овсяный Рыцарь положил холодную серо-голубую ладонь на ее руку.

– Прости, – сказал он. – Мы причинили тебе зло. Преломи с нами хлеб, и мы загладим свою вину.

Овсяный Рыцарь повел их к костру, а остальные глаштины вынесли чаши с чистой свежей водой, салаты из люцерны и яблок, овсянку, усыпанную кусками сахара, пропитанными медом и сливками, толстые сочные водоросли, черешки папоротника. В овсяной каше пряталась маленькая жареная птичка-ту́пик, поблескивающая коричневым жиром. Глаштины сидели на траве, скрестив ноги, и брали пищу руками, что могло показаться вульгарным, но на самом деле в их исполнении выглядело довольно мило. Сентябрь заметила даже несколько глаштинок с кольцами в бархатистых ушах, а не в носах. Баклажанчик отдавала должное угощению, но при этом все время посматривала на море, будто ждала, что на горизонте что-то появится. Суббота ел с большим аппетитом. Аэл ограничился овощами.

Овсяный Рыцарь представил своих соплеменников: Просяного Рыцаря, Кукурузного Рыцаря, Ячменного Рыцаря, Яблочного Рыцаря и Бобового Рыцаря, а также девочек-лошадок, которые тоже назывались рыцарями – Гречишный Рыцарь, Рисовый Рыцарь и Рутовый Рыцарь. Все они по очереди пожали руку Сентябрь, одновременно прикладывая руку к сердцу. После ужина Овсяный Рыцарь раздал каждому по глиняной чашке с яблочным какао, и они все вместе вышли на темный песчаный пляж. Хрустальная луна показывала на своем молочном лике четкую цифру V. Длинные пирсы из выбеленных солью досок уходили далеко в лунного цвета море. Сентябрь смотрела, как волны разбиваются о берег и превращаются в пену из крошечных черных бриллиантов.

– Я ведь сама так решила, ты знаешь, – сказала Сентябрь, смущенная затянувшимся молчанием и почтительностью Овсяного Рыцаря. – Сама согласилась на это. Я могла бы позволить вам забрать девочку-оборотня, а сама помалкивать… хотя, может, и не могла. У меня не очень хорошо получается держать рот на замке. Но ты не должен чувствовать себя злодеем. Это был мой выбор.

– Но ведь это мы заставили тебя принять такое решение, – с горечью возразил Овсяный Рыцарь. – И сделали это из себялюбия. Рыцарь не должен быть эгоистом. Однако мы ненавидели этот паро́м. И эту бесконечную работу – тянуть его туда-обратно. Мы хотели, чтобы это закончилось. Ради этого мы были готовы на все.

– И оно закончилось! – сказал Аэл. – Теперь вы можете быть счастливы.

Сентябрь не знала, что лошади краснеют, но с Овсяным Рыцарем произошло именно это: морда его вспыхнула и потемнела от стыда. Как можно было так испугаться этого мальчика? Он ведь едва ли старше ее!

– Теперь мы свободны от Маркизы. Мы больше не буксируем паро́м – мы не обязаны это делать. Не думай, что мы не испытываем чувства благодарности. Мы знаем, чего это стоило. Посмотри, Сентябрь, вот символы нашей признательности.

Сентябрь долго вглядывалась, прежде чем увидела. Это как с наполовину собранным пазлом: непонятно, что на нем изображено, пока зрение не сфокусируется и не охватит всю картину целиком. Красивые холмы, окружавшие деревню глаштинов, оказались вовсе не холмами – это были огромные, тяжелые цепи, поросшие травой, мхом и водорослями, а сквозь их позеленевшие звенья пробились отважные деревца.

На узкой грудной клетке Овсяного Рыцаря виднелись бледные шрамы в тех местах, где когда-то были цепи. Рыцарь легонько прикоснулся к ним.

– Быть может, когда-нибудь я благодаря тебе посею стихи, как и мечтал.

– А сейчас что не так? – спросила Сентябрь. – Почему ты выглядишь таким несчастным, когда у тебя есть свой собственный уютный городок у моря?

– Мне неприятно признаваться даме, что мы прибегали к обману, – сказал глаштин. Сентябрь очень нравилась его официальная манера выражаться. Так и должен говорить Рыцарь. – Мы предпочитаем во всем быть честными. Даже феи и эльфы подчиняются букве своих очаровательных законов.