Книга Лжеправители - Анна Корниенко

Правду о бесстрашном вожаке народных масс жаждали узнать многие. Ее пытался выяснить и генерал князь Урусов, руководитель карательных войск, который позднее будет прислан в Оренбург для борьбы с повстанцами. Опросив 300 пленных башкир, Урусов пришел к выводу, что Каракасал на самом деле был простым кочевником, родом из Юрматынской волости Ногайской дороги и проживал на реке Селеук.

Версия, гласившая о том, что претендент – самозванец-простолюдин, была изложена в указе, разосланном Урусовым по всем башкирским селениям, но вряд ли ее стоило принимать всерьез. Скорее всего, это был просто хитрый политический ход, призванный подорвать влияние и авторитет Чернобородого среди подчиненных.

На самом деле подобному предположению явно противоречили образованность претендента и знание им многих иностранных языков, что для простолюдина в то время вряд ли было возможно. Что же касается вопроса национальной принадлежности, то трудно поверить и в то, что Каракасал был башкиром, так как, во-первых, казахи, враждовавшие с этим народом, вряд ли предоставили бы ему в этом случае убежище (что сделали впоследствии) и помогли снарядить армию в поход на джунгарского хана. А во-вторых, киргизы всегда презирали башкир и отказались бы иметь дело с одним из них, в то время как Каракасал был весьма популярной личностью среди представителей этого народа.

Версия самого претендента выглядела следующим образом: якобы он, сын джунгарского хана по имени Шуно, много лет назад, спасая свою жизнь, был вынужден бежать из родных земель. После чего, гонимый нуждой, он скитался по разным странам, ведя тяжелую жизнь, недостойную его высокого положения. Каждый миг тоскуя по родине, он при первой же подходящей возможности смог наконец вернуться, объявить во всеуслышание свое настоящее имя и потребовать для себя положенный ему по закону ханский престол.

Петр Иванович Рычков, много лет проживший на Урале, изучая дело Каракасала, предполагал, что, странствуя по Кубани, тот мог услышать историю о ханском сыне Шуно и использовать ее в своих интересах. Имя Каракасал, по мнению Рычкова, безусловно, было вымышленным, чтобы этим казахским словом ввести киргизов в заблуждение относительно собственной национальной принадлежности. Однако возможности того, что Каракасал и на самом деле не был башкиром, исследователь тоже не исключил.

Внимательно проанализировав все, что нам известно, можно прийти к выводу, что Каракасал все-таки не был и джунгаром (жителем джунгарского ханства). Это доказывается его ярой приверженностью к исламу, ведь джунгары всегда были буддистами.

Некоторые башкирские историографы по сей день придерживаются мнения, что тайна, окутавшая личность Чернобородого, кое для кого в свое время тайной все-таки не являлась. Что, возможно, все высокородные башкиры, поддержавшие мятеж, знали правду о Каракасале, но скрывали ее от рядовых повстанцев.

Возможно, так и было, но до нас эта правда, к сожалению, не дошла, в связи с чем – и поскольку не удалось установить ничего иного – за этим таинственным человеком и закрепилось имя Каракасал, и в этом виде оно вошло в русские документы. Следует отметить, что, как показывают источники, правильнее было бы называть претендента не Каракасал, а Карасахал – так называли его русские путешественники тех далеких времен.

Среди современников Каракасал прославился не только своей непревзойденной отвагой, благодаря которой очень скоро стал лидером всего народного движения. Он проявил себя также и как яростный борец за веру и свободу, и красноречивый, а главное, убедительный оратор, что, безусловно, помогло ему в его восхождении. Он в совершенстве знал арабский, а также много других языков, знал наизусть Коран, совершил паломничество в Мекку и Медину, где, отдавая дань традиции, должен побывать каждый уважающий себя мусульманин, много путешествовал по всем среднеазиатским государствам. И ко всему прочему, вел, как некоторые говорили, безукоризненный образ жизни. Но и этого мало – он еще обладал и даром целителя.

Но многие исследователи не без основания считают, что бурная деятельность Каракасала была слишком противоречивой и непоследовательной. Тем, кто хотел знать подробности его жизни и происхождения, он с удовольствием рассказывал захватывающую и то и дело обрастающую новыми деталями историю о том, что он был сыном джунгарского хана и сводным братом ныне здравствующего Галдан-Цэрэна, который захватил власть в 1729 году и жестоко расправился со своей мачехой – дочерью правителя волжских калмыков Аюки, которую считал (возможно, и небезосновательно) виновницей смерти своего отца. Жестокий Галдан-Цэрэн подверг гонениям своих собственных братьев – главных конкурентов в борьбе за престол, вследствие чего один из них – Лоузан Шуна (то есть сам Каракасал) – успел бежать к родственникам матери, а затем вынужден был скитаться по чужим странам под чужим именем. Поскольку он обладал своими недюжинными способностями и был любимцем народа, враги Галдан-Цэрэна пытались использовать опального Шуну против самого Галдан-Цэрэна. А к киргизам он, Шуна-Каракасал, явился просить помощи для похода против чжунгаров, чтобы возвратить себе чжунгарский престол.

На самом деле в 1731 году китайский император Иньчжен отправил послов на Волгу с целью предложить настоящему Шуне свою помощь. Однако всего через год после этого Шуна внезапно умер, так и не успев ничего предпринять. С большой долей вероятности можно предполагать, что Каракасал не только знал об этом, но и был лично знаком с некоторыми участниками этой драмы.

Увлекательные рассказы Каракасала охотно слушали, а его непревзойденная доблесть восхищала настолько, что имя нового героя загремело с такой силой, что затмила имена поднявших восстание феодалов. Но те были не в обиде: мощная поддержка движению в лице Каракасала служила, разумеется, и их собственным интересам.

При первых слухах о восстании против мятежников и их нового предводителя Каракасала было направлено войско под командованием казанского губернатора Мусина-Пушкина. Однако справиться с бесстрашным бунтовщиком даже регулярным частям оказалось не под силу.

Александр Иванович Румянцев (отец прославленного полководца), сменивший на посту Мусина-Пушкина в 1736 году, также был направлен в Башкирию, чтобы утихомирить главного виновника всех бед. Несмотря на шедшую в это же время русско-турецкую войну, правительство с этой целью выделило войска, которые под предводительством Румянцева и двинулись в Башкирию, после чего большая часть ее земель была выжжена и разорена. Но это ни к чему не привело: восстание продолжалось, ненависть башкир к Москве крепла день ото дня.

Кроме всего прочего, Румянцев назначил большую награду за голову столь стремительно вырвавшегося в лидеры таинственного бунтовщика, само имя которого заставляло трепетать его врагов, а друзей – становиться бесстрашными. Возможно, именно по этой причине желающих получить обещанную награду так и не нашлось. И вот вопрос: неужели среди башкир – да и не только башкир – не оказалось ни одного предателя, польстившегося на деньги? Этот факт не без оснований может показаться весьма сомнительным. Скорее всего, дело было вовсе не в исключительной честности соратников Каракасала, а в том, что он на то время был достаточно силен и надежно защищен действительно преданными ему людьми. Возможно, не так уж и трудно было кому-то из «своих» в подходящий момент вонзить кинжал или пустить стрелу в спину прославленному вожаку, другое дело – самому после этого остаться в живых и дождаться обещанной награды.