Книга Дорогая кузина - Ирина Лобановская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать усиленно поддерживала его убеждения и настроения, прекрасно помня о том, кто написал все эти "шедевры".
Насчет современного песенного словотворчества и песенной эстрады с отцом можно было во многом согласиться. Зато что касалось его оценки личных творений, точнее, тех, что подписывались его именем…
Сима об этом старательно помалкивала.
После визита братца она долго боялась, что отец расскажет матери о Симиной болтливости. Но он предпочел умолчать. Его авторство — чересчур больная тема. И только вскользь упомянул о визите сына и настоятельно попросил Ариадну больше парня в дом не пускать и к телефону на его звонки Вадима не подзывать.
Но Илья с тех пор ни разу не звонил и не появлялся в доме драгоценного папаши. Началась абсолютно другая, новая жизнь, которая захватила его целиком и в которой отцу места не отводилось. Там даже на долю матери и дядьки с теткой выделялось совсем немного.
Жизнь эта называлась Лидочка Маякова.
— Хорошая девочка Лида! — смеялась позже Инга, вспоминая строки Ярослава Смелякова.
Ну, хорошая или плохая, это кому как, а вот необходимой для Ильи она стала быстро. Вообще образ первой женщины нередко остается в душе навсегда.
Пухленькая, с капризным, брезгливо выпяченным ртом и презрительной гримаской ко всему живому, эта девочка заинтересовала Илью еще на вступительных экзаменах. Ее не по-девичьи широкие, не по возрасту рано раздавшиеся бедра, обтянутые пестрой длинной юбкой, были тяжеловаты, зато впечатляющи, как порой радует взор мощная колонна. И эта массивность внезапно наполнила сердце начинающего писателя восхитительным ощущением и предвкушением неизведанной пока, незнакомой ему еще радости…
Потом они встретились в сентябре, когда начались занятия, в маленьком литинститутском дворике, осененном памятником провозвестнику русской революции Герцену. По мнению многих, здесь по логике вещей куда больше подошли бы Грибоедов, Лермонтов или Булгаков, описавший сей уголок, но жизнь часто никакой логике не подчиняется. И не надо спрашивать с нее запредельного.
Девочка стояла возле памятника и через силу, словно делая всем великое одолжение, посматривала вокруг с пренебрежительным выражением.
На лекции Илья устроился рядом с милой его сердцу девицей. Он на радостях, вместе с новыми соседями по общежитию, все дни перед занятиями попивал винишко, вкус которого, наконец, распробовал, а потому и сегодня с утра был слегка пьяноват. И, вспомнив байки Павла, тотчас начал лапать и гладить сидящую возле пышнотелую симпатяшку. Она терпела удивительно спокойно, без всякого возмущения. Внимательно слушала лектора. Когда лекция окончилась, и удивленный ее долготерпением Илья отвел руку, она повернулась к нему и совершенно невозмутимо и деловито спросила:
— Все? Могу идти?
Илья заржал:
— Можешь. Но сначала скажи, как тебя звать-величать, в каком ты семинаре и где живешь.
— Лидия Маякова. Семинар Бежина. Живу в общежитии, — отчеканила девочка.
— Как в общежитии?! — заорал Илья, чем сразу привлек к себе внимание однокурсников. — А почему я тебя там до сих пор не видел?!
— Потому что я туда только сегодня вселяюсь, — флегматично объяснила Лидочка. — Я вообще-то из Московской области, из Дубны. У меня папа физик. Но жить там я не хочу. Да и ездить сюда каждый день на занятия… Просто сначала мне не давали в общежитии места. Надо было расселить всех приехавших издалека. А теперь всех благополучно расселили, и мне нашлось местечко…
— Здорово! — воскликнул Илья и подбросил от избытка чувств, прямо к высокому потолку, свою дешевую матерчатую сумку. — Значит, жить мы теперь будем вместе!
— Ага! — сдержанно обронила хорошая девочка Лида. — Проворно ты уложил меня к себе в постель!
Илья хихикнул, ловко поймав сумку:
— Я имел в виду общежитие. Но не буду возражать и против всего остального!
— Против этого мало кто возражает, — меланхолично отозвалась Лидочка. — Разве что совсем идиоты… Или замшелые девственники. А ты таковым не выглядишь.
Через два месяца охваченный первой страстью Илья уговорил своего соседа по комнате, парня тихого и безынициативного, переехать в другую, где осталась одна пустая кровать. Какой-то первокурсник не приехал к началу занятий по неизвестной причине. Заблудился по дороге, шутили студенты. А Лидочка перекочевала к Илье.
Комендант общежития, дядька правил нестрогих и добрый, для порядка сначала понавтыкал Охлынину и Маяковой за нарушение норм общественной морали и поведения в общежитии. Но, вдоволь налюбовавшись двумя парами невинных, наивно на него уставившихся глаз, где не замечалось ни тени раскаяния или смущения, махнул рукой и оставил все как есть. В конце концов, никакого преступления юная парочка не совершила.
И они стали жить настоящей семьей. Вместе ходили на лекции, вместе варили на ужин пельмени, вместе спали… Последнее оказалось самым приятным из всех остальных занятий.
— Что бы я делал без твоей попы? — часто нежно мурлыкал Илья, просиживая все вечера за компьютером, купленным на деньги великого папашки.
Лидочка тоненько довольно смеялась в углу комнаты, забравшись с ногами на кровать и листая очередной излюбленный глянцевый журнал. Она их обычно брала у подруг по общежитию — денег на эту блестящую красоту у нее не водилось — и часто забывала отдавать. Подруги злились, Лидочка удивленно пожимала плечами… В институте ее прозвали Молекулой.
Жизнь с ней заставила Илью изменить некоторым своим привычкам. Ему пришлось отказаться от рассматривания порнографических фото, поскольку Лидочка реагировала даже на бездушные картинки ревнивым надуванием капризных губок и недобрым взглядом круглых глазок. Бессознательная женская реакция, напоминающая о легенде про Галатею.
Илья больше не лопал на ходу хлеб с колбасой, а перешел на нормальную здоровую еду. Теперь он угощался борщиками, супами, бефстроганов с рисом. Все это, правда, было из пакетов, всякие там бульонные кубики типа "Магги", но Лидочка сосредоточенно и увлеченно готовила на общажной кухоньке и становилась домохозяйкой.
Иногда проснувшись и нежась в постели, Илюша с удовольствием смотрел, как Молекула принималась колобродить. Утром она с полотенцем на плече бежала в душевую и принимала холодный душ. А затем, чистенькая и розовощекая, ставила на плитку в общей засаленной кухоньке маленькую кастрюльку, где плавали в пузырящемся кипятке две толстые сардельки. Лидочка всегда ухитрялась так варить сардельки, что они никогда не лопались. У матери Ильи, забывающей следить за плитой, они вечно появлялись из кастрюли изорванными и полураздетыми, словно над ними страшно надругались.
Молодые жили в тесноте и уюте. В сырость включали Лидочкин электрокамин. Жарили на нем хлеб, просовывая его сквозь сетку — получались аппетитные хрустящие коричневые сухари. Ставили на решетку сковородку с семечками, жарили и лузгали их.
Милая Молекула часто бегала по общаге в коротеньком платьичке, деловито таская за собой большой пластмассовый тазик для стирки. Илья привычно, приходя из института, сразу стаскивал с костистых ног пропотевшие носки и сидел, поглядывая на свои голые ступни. Пусть закаляются прямым контактом с воздухом! Потуже затягивал хвостик отрезанным от напальчника колечком и проглядывал картинки в журнале "Птюч" вместе с Лидочкой. Она капризно и растерянно надувала губки, если он пытался делать это один.