Книга Любовь Хасана из Басры - Шахразада

– Знай же, мальчик, что люди могут обучиться удивительно нужному искусству – беседовать, преодолевая расстояние одной лишь силой мысли. Умение это не колдовское и зависит только от одного – от сил собеседников. Вот поэтому мне доступна возможность беседовать с моим давним учеником – дедом твоего беспутного друга и мудрецом страны Ал-Лат.

– Мудрец, молю, обучите этому и меня! Это умение может понадобиться любому человеку, а не только магу.

– Ты прав. Но у нас осталось совсем мало времени.

– Я буду стараться.

– Ну что ж, тогда сосредоточься. И постарайся услышать мои слова…

Обучение безмолвной беседе оказалось делом громким. Громким для того, кто восприимчив к этому замечательному, но секретному умению. Мудрец Валид, как бы далеко он ни был, смог услышать и попытки Георгия, и робкий, неуверенный, но все же ясный ответ Мехмета.

– Аллах великий, – пробурчал мудрец. – Но как же мне в таком шуме найти моего безумного внука?

Увы, Валид сердился на весь мир именно потому, что все его умения, магические ли или просто обостренные человеческие, были сейчас бесполезны. Разум Хасана все никак не обнаруживался. Валид смог «услышать» и занятия Георгия, и разум своей дочери, матери Хасана, но не его самого. Отклики со всех сторон он ощущал, как вспышки теплого желто-розового света. Ручейки чужих мыслей словно сливались в добрую реку, в которой мудрец не боялся утонуть.

Увы, как ни силен был Валид, все было тщетно – Хасана он него кто-то ловко, умело прятал. И чем больше попыток делал мудрец, тем яснее это понимал. Словно темное облачко закрывало от него все мысли о внуке, любые воспоминания о нем.

– Что ж, – вздохнул он, – да будет так. Если мы с Георгием не можем ни докричаться до Хасана, ни остановить его, пусть это сделают более молодые…

А еще мудрец подумал, но не решился произнести вслух, что неплохо было бы подготовить визиря Рашида, глупого отца, к печальным известиям. Увы, далеко не всегда мощь магии была делом чистым. Вот и сейчас, опасался Валид, дело может закончиться более чем печально. Опасался, но пытался скрыть это опасение даже от самого себя.

– Итак, мой друг, теперь ты понимаешь, как я смог побеседовать с Валидом?

– О да, учитель, думаю, что теперь смогу беседовать и с ним и с тобой, сколь бы далеко от меня ты ни находился…

– Верю, что ты найдешь куда больше собеседников, чем два старика…

Мехмет улыбнулся, подумав, что ему бы очень хотелось стариться так, как состарился его наставник – сильный, мудрый, не сдающийся ни власти человека, ни власти времени.

Любой, заглянувший в этот миг бы в покои Георгия, увидел бы, что двое, учитель и ученик, молчат, словно обдумывая некую задачу. Никому бы не пришло в голову, что они беседуют.

– Да будет так, учитель. Теперь я могу отправляться в путь – а ты сможешь следить за моими перемещениями, направляя меня, если вдруг ты или кто-то из твоих друзей сможет узнать нечто новое об этом безумце…

– Да будет так, мальчик! Я брошу зов всем моим ученикам… Быть может, кто-то и откликнется.

Мехмет встал и, поклонившись знаниям и мудрости учителя, вышел в яркий свет дня. Увы, как ни старался он показать учителю, что уверен в своих силах, сейчас, в одиночестве, мог честно признаться себе, что боится опоздать, не успеть спасти несчастного своего друга, который в попытках доказать что-то кому-то растерял и самое себя.

Мехмета ждала дорога. Та самая, которая всего двумя днями раньше приняла Хасана, безумца и безумно влюбленного художника. Аллах великий, но как и кто сможет провести грань между тем и этим?

Удача же сопутствовала Хасану. Быть может, здесь тоже пригодилась древняя магия, что жила в каменном теле. Но как бы то ни было, через два дня пути он, Хасан из страны Ал-Лат, вместе со своим драгоценным грузом уже ступил на палубу корабля, дабы преодолеть Джурджанское море.

Обычно трехдневное путешествие сейчас, к немалому удивлению капитана, удивительно ускорилось. Он все гадал, откуда взялся столь сильный попутный ветер в это обычно тихое время года. Раздумывал он и о том, почему так суров его необыкновенный пассажир и с кем он беседует в полутьме каюты. Но все свои вопросы капитан предпочел оставить при себе, по собственному печальному опыту зная, что бывает с теми болтливыми глупцами, которые начинают задавать лишние вопросы.

Вот так удивительно легко началось для Хасана странствие в далекую Басру. Оно продолжалось и продолжалось, но юноша двигался, словно в полусне. Он ел, спал, садился в седло на спину невозмутимого верблюда, опускался вечером на теплую кошму… Но будто не жил, ожидая того мига, когда ступит на камни мостовых города его грез.

И вот этот миг настал. Караван-сарай в этот раз оказался более приветливым и чистым, чем все прочие приюты. Необыкновенной силы юноши вполне хватило, чтобы заботливо поставить в углу комнаты изваяние. Хасан привычно коснулся губами холодного чела своей каменной любимой.

И в это мгновение наваждение прошло. Он вновь был самим собой. Вернее, он был тем безумцем, что влюблен в девушку, закованную в камень, и стремится ее оттуда освободить. Во всем же остальном это был практичный, даже расчетливый юноша, готовый свернуть горы, но добиться своей цели. Вот только цель его была… О Аллах, как описать безумство подобной затеи?

О, как отчетливо помнил Хасан имя ведьм, которыми гордилась и которых опасалась прекрасная Басра. Ему почти не пришлось прилагать усилий к тому, чтобы найти дом семьи Аль-Абдалла. Но вот дальше он не мог продвинуться ни на шаг. Ибо высокий, сложенный из камня забор мешал не только увидеть что-то, кроме крыши, но даже призвать любого из тех, кто жил в этом доме.

И тогда Хасан присел на каменные ступени, что вели к наглухо закрытой калитке, и проговорил вслух:

– И что же мне делать теперь, глупая моя Айна? Как мне узнать, может ли осуществиться моя мечта? Быть может, никого из ведьм Аль-Абдалла уже не в живых? Быть может, этот прекрасный дом уже пуст и заколочен? И лишь былая слава, запечатленная на страницах древних книг, осталась памятью о старухах-колдуньях?

И в это мгновение прямо у него за спиной раздался голос. О, то был голос молодой веселой женщины, а не бестелесно-холодный голос его любимой.

– О старухах-колдуньях? Интересно, глупый иноземец, кого ты имеешь в виду?

Хасан обернулся и увидел в раскрытой калитке девичий силуэт.

– О Аллах, – пробормотал он, – мои молитвы услышаны. Теперь я смогу хотя бы узнать, правда ли это…

– Что ты шепчешь, несчастный? – Голос девушки выдавал и недоумение и раздражение.

Хасан встал, отряхнул порядком запылившееся платье и произнес куда громче и учтивее:

– Да воссияет над тобой великая милость Аллаха всесильного, о уважаемая!

– Здравствуй и ты, иноземец, – ответила девушка. Но в глазах ее по-прежнему читался вопрос.