Книга Грешники - Илья Стогов

Там, где появились богатые люди, не могла не возникнуть мафия. В 1970—1980-х все мы были одна компания. Самый первый ленинградский бандит Феоктистов тусовался в тех же гостиничных барах, что и я. И только постепенно выяснилось: кто-то умеет делать деньги своим умом, а кто-то нет. И те, у кого наладить бизнес не получилось, стали делать деньги на приятелях.

В начале 1980-х власти зачем-то запретили карате. Огромному количеству спортсменов не оставалось ничего другого, как уйти в криминал. Вчера парень вел детскую спортивную секцию, а сегодня от безысходности стал выбивать карточные долги. Позже к каратистам присоединились боксеры и культуристы. И когда прежняя система все-таки рухнула, бригады были уже полностью укомплектованы. Там были люди, у них были лидеры, и все не могли дождаться сигнала к началу войны.

* * *

Двадцать лет подряд главными героями тусовки были фарцовщики. Но к концу 1980-х их оттеснили бандиты, а после 1991 года начался и вообще беспредел. Девяностые были эпохой маргиналов и бандитов. Удолбанная молодежь сидела по подвалам и слушала рейв. Бандиты сидели везде, куда бы ты ни пришел. Нормальному человеку пойти было некуда.

Я всегда одевался очень ярко. Бандиты воспринимали мой внешний вид болезненно. Сами быки носили только черное. Иногда где-нибудь в ресторане я встречал знакомых, с которыми десять лет назад имел деловые отношения. Я был по-прежнему одет ярко, празднично, нарядно — а бывшие приятели теперь наголо брились и носили черные куртки.

При встрече они цедили:

— Ты одет как пидор!

— Ребята, вы хоть раз видели меня без девушки? — объяснял я. — А кто из нас двоих вечно сидит в чисто мужской компании?

Как-то мы с женой отправились пообедать в модный ресторан «Невские берега». Это было одно из немногих приличных мест в городе. Мы сели и сделали заказ. Почти сразу после этого из-за соседнего стола ко мне подошел бритый подонок, который сказал, чтобы я оставил телку, а сам уходил.

— Ребята! — пытался объяснить я. — Это моя жена!

— Не ебет! — было отвечено мне.

Выбраться из «Берегов» стоило мне больших трудов. Я отдал все деньги, которые у меня были с собой, чтобы официант провел нас через черный ход, и стучал таксиста по спине, чтобы он ехал быстрее. После этого я перестал где бы то ни было появляться. Кто-то скажет, будто 1990-е были прекрасным временем. Но не для меня. На протяжении этого десятилетия я просто пытался выжить. Воздух девяностых пах пытками и смертью. Для меня пришла пора спрятаться. И я спрятался почти на десятилетие. Время показало, что это было правильно, потому что почти все, кто в начале 1990-х вовремя не остановились, сегодня уже мертвы.

* * *

Я тусовался уже сорок лет. Сегодня я общаюсь с внуками тех, кто начинал в 1960-х. Я видел, как волны накатывали и разбивались о берег: люди приходили, уходили, взрослели, спивались, открывали новые наркотики и умирали от передоза, эмигрировали, гибли, богатели и разорялись. Кого-то убили, кто-то пропал без вести, кого-то облили кислотой и сожгли все лицо, кто-то предпочел сбежать за границу.

Я стал меньше бывать на людях и целиком сосредоточился на зарабатывании денег. Свободного времени появилось очень много, и в голову тут же полезли странные мысли. Может быть, из-за того я и тусуюсь уже почти полвека, чтобы не остаться одному и не думать обо всяких ненужных вещах.

В 1994-м у меня умерла мама. При жизни я относился к ней очень плохо. Вернее, я никак к ней не относился. Отношений почти не было… и я вдруг пожалел об этом. Она умерла, и я заметил, что постоянно про себя беседую с ней. Я маялся, не находил себе места и обещал, что если бы мог попробовать еще раз, то все было бы по-другому.

Каждый год теперь мог стать последним и для меня. Я постоянно думал о смерти: еще чуть-чуть — и все. Дело шло к пятидесяти. Я прикидывал: сколько еще мне осталось? Впереди ведь больше ничего не было. Жизнь кончилась за одну секунду. Иногда ночью я иду в туалет, случайно вижу себя в зеркале и пугаюсь: неужели этот старик — я? Мне не узнать этого человека. Внутри-то я чувствую себя совершенно другим. Окружающие смотрят на меня как на пожилого человека, но сам-то я знаю: я еще ничего не успел. Я только-только начал жить.

* * *

Отношения с женой тоже давно развалились. Она была невозможно красивая… и ненасытная. А я был самым обычным… и чувствовал, что, чем дальше, тем меньше ей нужен. Честное слово: я не хотел, чтобы все так обернулось. Я не изменял жене очень долго — может быть, полгода. Но что мне было делать, если я прикасался к ней, а она больше не реагировала? Я трогал ее, прижимал к себе и буквально читал ее мысли: опять?.. Ты желаешь залезть на меня и взбрыкнуться?.. Хорошо… только можно сегодня я просто полежу?

У нас появился общий ребенок, сын. Но отношения с ним у меня никогда не складывались. Когда он родился, мне позвонил врач и, дрожа от радости, стал кричать:

— Поздравляю! Представляете? У вас сын!

Я рассчитывал, что родится девочка. Врачу ответил коротко:

— Засуньте его туда, откуда вытащили, — и положил трубку.

Последние годы супружества я почти не появлялся дома. Мне не оставалось другого выхода, кроме как снять квартиру и поселиться там сразу с двумя красотками. Люди завидовали мне, но на самом деле это был ад.

Жизнь вдруг стала разворачиваться ко мне изнаночной стороной. Женщины, которые прежде были счастьем, вдруг стали моим проклятием. Воспоминания, которые раньше доставляли удовольствие, теперь терзали меня. Я просыпался весь в холодном поту. Мне нужно было совсем не это. Именно тогда я окончательно разучился спать по ночам.

Кончилось тем, что жена меня бросила. Я не мог понять из-за чего. Мы прожили вместе пятнадцать лет. Я полностью ее обеспечивал. А она позвонила и заявила:

— Я больше так не хочу. — И мы разошлись.

Я не хотел ее терять. Я первый раз в жизни в ком-то нуждался. Но она все равно ушла. Это оказалось действительно страшно. Маму я уже потерял — а теперь терял последнего близкого человека. Боль была настолько сильной, что легче было умереть. Я вполне всерьез собирался застрелиться.

Она ушла, и все потеряло смысл. Я был готов умереть. Но в тот раз не умер. Было ощущение, будто я стою перед выбором: мне решать, как все обернется дальше. Я мог попробовать все еще раз. С самого начала. Развернуть все в любую сторону. Можно было исправить все предыдущие ошибки и стать таким, каким я не был.

* * *

У каждого в жизни рано или поздно возникает вопрос: к чему все это? Дожив до определенного возраста, ты лбом упираешься в очень странные вопросы. И я, и все мои приятели, и любой человек на свете — через интерес к религии проходят все. У нас в стране, где никаких разговоров о Боге нет уже почти столетие, этому вроде бы неоткуда взяться. Но так уж устроен человек.

После смерти матери я вдруг заметил, что меня тянет сходить в церковь. Жизнь скрутила так, что больше-то идти было и некуда. Все остальное рухнуло, сгнило, обмануло, оказалось ненадежным, предало. Оставалось идти в церковь, и я пошел.