Книга Измененное время - Людмила Петрушевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В целом получился такой контрданс, что — в ответ на незатейливые приветы своего любимого — Флюра росла в собственных глазах, поднималась, расцветала и как-то сказала, не выдержав, на грани сна, в полной тьме подняв голову с подушки: «Я думала, что все уже со мной кончено, а со мной какой-то тип все здоровается и здоровается!»
Лидочка в ответ только прошипела кратко, как будто саркастически засмеялась, а потом пояснила: «Ты вообще куку, мало ли кто с кем здоровается!»
После этого Флюра окончательно одичала, душевно отодвинулась от злобной подруги и все больше укреплялась в мыслях, что ее тайно любят.
Она уже держала в уме целый роман с продолжением, со встречами и звонками, с прогулками по осенней, а потом по зимней Москве, а что, на лыжах в лес! И доехала прямиком до Нового года, праздника влюбленных, с просмотром кинофильма «С легким паром!», с заливным, почему бы и нет? Та старше его на три года! Она выбирала маршруты прогулок и т. д., и все это плавая в море или бродя в одиночестве по берегу.
До чего еще бы она дошла, неизвестно, может быть, потребовала бы свидания, если бы была посмелее, ибо срок разлуки неуклонно приближался.
Лидочка же совсем сошла с панталыку, у нее ничего, видимо, не получалось с личной жизнью, она озверела и как-то походя облила грязью ни в чем не повинную соседку по столу, милую и тихую, полненькую Танюшу. Что та чавкает, как свинья. Чавкаешь целый срок, тихо и ненавистно сказала вдруг черная как головешка Лидочка (такой тип загара). Как та свиння! (Родительница у Лидочки была с юга, и у Лидочки иногда прорывались украинизмы.) Як та чучка!
Флюре стало тоскливо и неловко, неудобно, жалко было Танюшу, но и к Лидочке она была привязана по-своему, понимала ее. Что-то у нее не вышло, вот она и злобится. Лидочка неплохой, в сущности, человек, зимой в грипп навещала, не побоялась, привезла продуктов от месткома. На институтской машине приехала, это было… да, через месяц после похорон. Лидочка даже просила свою маму наметать Флюре юбку. Правда, так и не дошили.
И вот пожалуйста, паук пауком сидит.
Флюра тут же посочувствовала спокойной, широкой и уютной Танюше и после неудачного обеда пошла с ней на скамейку, извинилась за Лидочку, за ее дикое поведение; они посмеялись, рассказали друг другу свои истории, и потом, в те два дня, которые оставались до конца, они отмечали не без солидарности, что Лидочка бесится уже по поводу их обеих, и это еще больше объединяло. Они весело переглядывались.
И Флюра почти нашла себе новую подругу, если бы Танюша была способна на дружбу. Но она, увы, уже замкнулась для новых подруг, у нее была налаженная жизнь, круг своих приятельниц, крепкий муж-семьянин, двое детей, в том числе сын-чемпион и девочка в музучилище на дирхоре. Танюша оказалась таинственна и закрыта, у нее кое-что было в заначке, о чем она лукаво умалчивала, но Лидочка тут же сообщила, что она получает через день по письму и не от мужа!
Танюша была бухгалтер, но из подмосковного филиала.
(В дальнейшем именно у нее Флюра и начала свое новое поприще, все совпало.)
Лидочка бесилась и явно собирала на Танюшу компромат, специально прохаживалась мимо ячеек, куда ставили пришедшие письма. Ничего не огребла. За столом свирепо молчала.
А что Танюша чавкала, так мало ли, Лидочка вообще при еде стучала челюстями, а ночью по-страшному скрипела зубами и надрывно стонала. Дело-то шло к сорока годам!
Новой дружбы у Флюры не сложилось, это было выяснено уже в Москве по прибытии, когда Флюра пригласила Танюшу в гости, а та вообще не возражала, но в данный момент не могла.
Так все и завяло, не с кем стало поговорить, а ведь Танюше единственной бедная Флюра открыла свою тайну, все, что у нее было с этим Гришей, все по дням, начиная с первой встречи в море. Откуда он узнал имя?
Танюша кивала, иногда покачивала головой, как бы от удивления, явно сочувствовала, но при этом занята была своими мыслями и слабо поцыкивала зубом после обеда. Фактов было очень мало, вот что. И Флюра сама остановилась в недоумении с комом в горле. Было невозможно рассказать, что же произошло.
* * *
Когда-то она почти любила своего Анатолия Викторовича, но последующие события развеяли все иллюзии, а для любви незнание — первый мотор. Загадка.
Любовь к Анатолию растаяла в безбрежном просторе невольной и явной житейской подлости, которая всегда вылезает при столкновении бытовых интересов. Теперь же, когда Анатолий жил в городе Луисвилле, штат Кентукки, со своей женой и ее сумасшедшей дочкой, в памяти вообще ничего не осталось. Даже обид. Золотые очки и рот, произносящий какие-то повелительные и угрожающие слова.
Правда, иногда Анатолий снился Флюре в эротических снах. Почему-то в свете его любви она испытывала нечеловеческое счастье.
Кроме этих снов, у Флюры был постоянный молодой парень, сосед по двору, совершенно замотанный сын мамы-инвалида. Парализованная мама не давала ему покоя по ночам, стучала в стену палкой, и он, бывало, приходил спать к Флюре. Парню было двадцать лет, его и в армию не взяли из-за мамы.
О нем паучиха не должна была знать.
* * *
А Гриша к концу срока исчез!
Не мелькал на пляже, не говорил свое «Салют!».
Очень осторожно Флюра стала подталкивать Лидочку к теме раннего отъезда. Кто-то уехал, не дожив до конца? Надо же, тут каждый час такое счастье, а люди уезжают.
Оказалось, нет. Все на месте.
Лидочка же с удовольствием вдруг сказала, что тут местные ищут с ножами какого-то должника по преферансу. Не обязательно Гришу, хотя он тоже картежник.
Тут и выяснилось, что весь срок Гриша играл в преферанс, у него бушевали собственные страсти.
Гриша оказался игрок, как Лидочка была незадачливый охотник на мужчин, у всех существовали свои подпольные дела. У Флюры это была любовь к Грише.
Флюра обливалась холодным потом. Гриша сбежал и скрывается, не может заплатить! Его обманули картежники! Больше они не увидятся!
Помочь своему Грише она ничем не могла, у самой денег оставалось в обрез, и Флюра перебирала в уме все возможные последствия такого расклада. Она в мучении не спала и буквально перекатывалась головой по подушке. А Лидка глубоко и животно стонала, проклятущая, или скрипела зубами.
В ночь перед отъездом дверь опять была заперта изнутри, Лидочка прощалась явно, слышался мат, попреки и крики. Флюра бродила в тепле и тьме вдоль моря и около корпуса, сидела на скамейке. Она не искала своего Гришу. Она знала, что он тут, рядом. Этого было достаточно.
* * *
И вдруг на завтраке Флюра увидела Гришу, более бледного, чем обычно, они столкнулись, она выходила, а он уже опаздывал. Сердце ухнуло прямо в живот у бедной влюбленной, и она произнесла «Гриша, салют!» — давно вымечтанные слова, а Гриша опомнился, лукаво прищурился и как бы хотел сказать нечто большее, но его окликнули из столовой, он себя оборвал и ответил значительно: «Флюра! Салют!»