Книга Пианисты - Кетиль Бьернстад

— Где ты сейчас находишься?

— Дома, в Рёа, но я могу успеть на трамвай.

— Сегодня вечером я должна быть на собрании в центре города. У меня есть пара часов до этого собрания.

— Я сейчас приеду, — говорю я.

Я хватаю деньги и бегу на остановку. Трамвай еще никогда не полз так медленно. Я встречусь с Марианне Скууг! Это почти как встретиться с самой Аней. Господи помилуй, ведь эта женщина родила Аню! — взволнованно думаю я.

Что я скажу ей? Какое произведу на нее впечатление? Мне еще нет восемнадцати. Она думает, что я ребенок. Но я уже далеко не ребенок, думаю я. Теперь я знаю о жизни столько же, сколько и взрослые.

Когда я поднимаюсь наверх со станции «Национальный театр», на улице уже темно. Непогода продолжается. Весь день шел дождь, но как раз сейчас он прекратился. Я бегу по улице Карла Юхана к Университетсгата. Бегу к человеку, который может понять, что со мной творится, и, может быть, успокоит меня.

Гудит зуммер, Марианне впускает меня. На лифте я поднимаюсь на четвертый этаж. Она ждет меня в дверях, на ней все еще белый халат. В кабинете горит свет. Она пожимает мне руку и внимательно глядит на меня. А я — на нее, и меня чуть не отбрасывает назад: она так похожа на Аню! Те же зеленые глаза. Я отвожу взгляд. Марианне улыбается.

— До чего ж вы похожи! — восклицаю я.

Ей явно нравятся мои слова.

— Очень приятно быть похожей на девушку, которую ты любишь, — весело говорит она.

Я краснею. С моей стороны было глупо так откровенничать. Она подумает, что у меня не все дома. Мой взгляд падает на кресло. Гинекологическое кресло. Мне приходится опереться на стену. Я вдруг понимаю, чем она занимается. Вижу ее будни — резиновые перчатки, пальцы, вижу всех женщин, боль, страх, раскинутые ноги.

— Тебе плохо? — спрашивает она.

Не знаю, что отвечать. В любом случае, мы не можем здесь оставаться.

— Хочешь есть? Можно, я приглашу тебя на обед? — быстро спрашиваю я.

И сам не верю своим словам. Неужели я совсем слетел с катушек? Как будто Маргрете Ирене тянет за нитку, и вязание начинает распускаться. Марианне Скууг смеется над моей дерзостью. Потом смотрит на часы.

— А почему бы и нет? — говорит она. — Сейчас в самый раз немного перекусить.

— Я угощаю!

Она снова смеется. И снимает с себя белый халат. Под халатом на ней зеленый вязаный жакет и жемчужные бусы. Я с удивлением отмечаю, что она носит джинсы.

Но когда мы бок о бок идем в «Блом», она больше не смеется. Конечно, это должен быть «Блом» — сюда ходила мама, сюда ходит В. Гуде, а уж он-то в таких вещах знает толк. Марианне Скууг не возражает против «Блома». Я нервничаю и волнуюсь, мне хочется выпить вина. Это начинает становиться привычкой. Вчера у Маргрете Ирене мы тоже пили вино.

Через несколько минут мы уже сидим за столиком в дальнем зале, в том, где плавает рыбка. Появляется красное вино. Заказан цыпленок.

— Значит, ты несчастлив? — спрашивает Марианне. В ее голосе не слышно иронии.

— Мне очень хочется общаться с Аней, но я не собираюсь давить на нее, — говорю я. — Однажды мы с ней совершили долгую прогулку, и я чувствовал, что ей было хорошо. Вообще, речь идет не только обо мне. Но обо всей нашей среде молодых пианистов, нам всем хочется, чтобы она была с нами. Но она почему-то нас сторонится.

Марианне Скууг задумывается над моими словами. Я смотрю на чистые линии ее лица и удивляюсь, что она выглядит так молодо. Должно быть, ей было всего двадцать, когда она родила Аню, думаю я. Тогда, значит, сейчас ей еще нет сорока.

— Ты считаешь неестественным, что она вас сторонится?

Я киваю.

— Так все считают. Мы никогда не видим ее, ни на концертах, ни в нашем союзе молодых пианистов, куда всегда ее приглашаем.

Марианне не двигается и смотрит куда-то вдаль. Мне кажется, я сказал уже больше, чем следует. Теперь ее очередь говорить. Но она молчит. Она так похожа на Аню. Неожиданно мне нравится, что ей уже почти сорок.

По щеке Марианны ползет слеза. Она не пытается скрыть, что плачет. Но это тихие слезы. Она открывает сумочку, достает носовой платок. Сморкается.

— Ты многого не знаешь, — говорит она.

И берет меня за руку. Рука у нее теплая. Это почти что рука Ани, думаю я. Свободными руками мы поднимаем бокалы.

— Рассказать тебе все? — произносит она, обращаясь как будто к самой себе. Она по-прежнему внимательно смотрит на меня, но похоже, что она уже решилась.

— Можешь на меня положиться, — говорю я. — Я тоже беспокоюсь за Аню. Надеюсь, ты это понимаешь. Если она не захочет иметь со мной дела, я с этим смирюсь. Но я хочу, чтобы она сказала мне это сама. С ее папой что-то не то…

— Да, с ее папой что-то не то, — повторяет Марианне.

Теперь я уверен, что мы нравимся друг другу, что мы заодно. Меня охватывает тихая радость. Марианне медленно отпускает мою руку. Нам приносят наш заказ, но мы не притрагиваемся к еде.

— Как странно, что ты решил мне позвонить, — говорит она. — Потому что я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. Твоя мама была моей пациенткой. Она была совершенно здорова, поэтому меня потрясла ее смерть. Когда я увидела тебя на конкурсе в Ауле, я поняла, какие чувства ты питаешь к моей дочери. И меня это обрадовало. Конечно, я считаю, что Аня достойна любви. Иногда мне трудно поверить, что она моя дочь. Но это, наверное, неудивительно — мне было всего восемнадцать, когда я ее родила…

— Ты была такая же, как я сейчас? — восклицаю я.

Она осторожно улыбается.

— Да, но ведь ты сам знаешь, что и в этом возрасте человек может любить.

Я краснею. Заикаюсь:

— Значит… значит, тебе… сейчас…

Она читает мои мысли.

— Да, мне тридцать пять, — говорит она.

— Ты почти молодая!

Мы оба смеемся. Потом она снова становится серьезной.

— Я знаю про ту вашу прогулку, — говорит она. — По тому, как ты играл Дебюсси, я понимаю, как много для тебя значат чувства. Мне не с кем говорить об Ане. Меня многое беспокоит. Странно, но я сама собиралась с тобой встретиться, надеясь, что ты объяснишь мне, что происходит с моей дочерью.

— Я ничего не знаю.

Она задумчиво кивает:

— Понимаю. Тогда, значит, я должна все рассказать тебе в надежде, что нам вместе будет легче в этом разобраться.

Она кладет в рот кусочек цыпленка. Это единственное, что она съела за весь вечер.

— Я должна вернуться к началу, — говорит она. И замолкает. Я выпрямляюсь на стуле и сижу тихо, как мышь. — Брур на семь лет старше меня, — продолжает она наконец. — Он уже почти закончил учиться, когда мы встретились с ним на празднике в Доврехаллен. И я сразу же забеременела, с первого раза, но ни он, ни я еще не были готовы стать родителями.