Книга Датский король - Владимир Корнев

Поначалу «прибыльный» проект не вызвал у Вячеслава доверия: старик-галерейщик выглядел настоящим маньяком-эротоманом, и стать посмешищем в глазах художественной общественности, идя на поводу его сомнительного рыночного чутья, не хотелось. А судьба по-прежнему не баловала скульптора заказами. Аванс немецкой меценатки таял с каждым днем (между прочим, Звонцов открыл для себя печальную аксиому, так и не усвоенную его дедами, — любое богатство при желании очень легко расточить в самый короткий срок): большая его часть осела в ресторанах, где Вячеслав Меркурьевич надеялся найти источник вдохновения хотя бы под воздействием винных паров. В веселом угаре он порой изобретал заманчивые комбинации, формулы процветания, но идеи, которые вечером казались гениальными, наутро выглядели тускло. Как только Звонцов почувствовал, что уже не может считать себя человеком обеспеченным и вскоре придется опять залезать в долги или закладывать в ломбард столовое серебро, он понял, что готов отреставрировать любого «увечного» Приапа, и смиренно отправился в салон Якова Кричевского. Он даже сделал несколько гипсовых образцов во вкусе заказчика, и тот нашел качество заготовок превосходным.

— А вы сомневались — теперь-то. я вижу, мы сработаемся!

Вячеслав видел в этой работе определенную выгоду для себя, однако не желал пятнать репутацию «серьезного» скульптора сомнительной «реставрацией». Соглашаясь, он поставил свое условие:

— Только, знаете, пускай авторство будет вашим.

Старик отвечал в соответствии с особенностью своего национального характера, так что нельзя было толком понять, какие из его слов искренни, а какие не стоит принимать за чистую монету:

— Я не имею славы, молодой человек, но мне это не особо надо, а гешефт может быть хороший. Единственное, о чем я давно и напрасно мечтаю в этой жизни, так это получить дворянский титул.

«Мечтатель!» — ухмыльнулся про себя Звонцов.

И началось «ваяние». Галерейщик не только поручал Звонцову воссоздание соответствующих утраченных деталей, но и у статуй в полной сохранности зачастую просил заменить классические фиговые листики натуралистическими гениталиями.

— Мне не нужны все эти эвфемизмы-архаизмы, и покупатель тоже требует, чтобы искусство шло в ногу со временем, — пояснял старый сатир.

Скульптор перестал возражать, тем более что прикрепить уже вылепленные готовые детали на металлический штифт не составляло особого труда. Помимо мелкой работы была и более серьезная, которая действительно неплохо оплачивалась, — копии больших скульптур.

Вячеслав Меркурьевич даже стал получать удовольствие от такой работы. Кричевский игриво называл это состояние «творческим оргазмом»: он и сам был доволен тем, что наконец-то нашелся профессионал, готовый исполнять работу, от которой до тех пор все отказывались. Торговый оборот и популярность его салона заметно выросли.

Звонцовская мансарда постепенно заполнялась гипсовыми головами и конечностями. На деревянных полках выстроились целые ряды фаллосов всех размеров — можно было подобрать для малыша Эрота, а можно и для титана Геркулеса, каждому свое. Иногда приходилось даже высекать эти «сакральные» штуковины из мрамора. Дорогого материала было, конечно, недостаточно, а заработать хотелось больше, посему Вячеслав Меркурьевич все время стремился найти верный канал поступления хорошего камня и металла. Он, конечно, знал по крайней мере один из таких источников: старые кладбища наподобие того, где он, еще студентом, умыкнул однажды скульптуру, обеспечившую ему победу на немецком конкурсе. Вячеслав хотел даже предложить Кричевскому отливать копии не из гипса, а из бронзы, рассчитывая, естественно, на повышение гонорара, но сам воровать стыдился и попросту боялся. Эта идея, возможно, так и осталась бы среди других неосуществленных звонцовских проектов, если бы не случай, сразу решивший проблему «поставок» дорогого сплава.

III

Однажды в отсутствие Арсения Звонцов заглянул к нему, чтобы узнать, как идет работа над заказом. В мастерской гость неожиданно наткнулся на полутрезвого типа с помятой физиономией: «Неужели вор?

Интересно, что здесь можно украсть?!» Неизвестный всматривался в Вячеслава Меркурьевича подозрительным, недобрым взглядом; скульптор застыл на месте, соображая, имеет ли смысл бежать за городовым или лучше на месте разузнать, что за птица «залетела» в мансарду к другу. Золоторотец опередил Звонцова: с видом хозяина он расспросил визитера, кто он такой будет, кого разыскивает и зачем. «Ваятель» с перепугу рассказал о своей дружбе с Арсением, правда, зачем-то соврал, что они однокурсники по Академии, не сообразив, что подозрительный субъект может уличить его во лжи, но тот, наоборот, вдруг подобрел, даже обрадовался:

— Как бишь тебя? Вячеслав Ммм-меркурьевич? Вячеслав, значит… Так ты, выходит, с Сенькой учился вместе?! Сенька у нас голова — в художники выбился! Ну, родной, ты мне сам теперь как брат, — пьяница так растрогался, что чуть не прослезился, — и угостил бы тебя по-братски, да вот, сам видишь, сижу на хлебе да на воде… А я уж решил, что ты из участка…

Из пьяных откровений Звонцов сообразил, что перед ним старший брат Десницына Иван: «Ничего себе братец! Нелегал какой-то, возможно, даже беглый. Ясно, почему Арсений так неохотно о нем вспоминал». Вот тут-то у скульптора и возник план очередной авантюры, но для начала Ивана нужно было «подлечить». Звонцов сам предложил отметить знакомство и сходить за «белоголовкой»[99]в ближайшую казенку[100]. Десницын-старший был просто обезоружен такой любезностью со стороны важного господина, и в его отсутствие даже не зарядил всегда находившийся при нем бульдог.

Скульптор капнул себе на дно стопки, Ивану же налил «от души» — граненый стакан до краев, а когда тот, морщась, выпил, проглотил какую-то хлебную корку и ожил, сразу раскрыл ему карты: предложил «поставлять» бронзу с кладбищ по собственному адресу.

— Отсюда до Смоленского рукой подать: что тебе стоит, Ваня? Там и охраны-то толковой нет — сторож с колотушкой, да квартальный раз в год забредет, и то днем.

Десницын-старший не дал ему договорить:

— Стой, а как-кой мне резон? Деньги-то буд-дешь платить?

Звонцов скептически улыбнулся:

— Я же не слепой — у тебя наверняка даже вида на жительство нет. Не боишься, что в полицию доложу? Подумай, доложить недолго.

Иван неожиданно вскочил, будто и не был пьян, схватил гостя за руки мертвой хваткой:

— Да ты знаешь, с кем дело имеешь? Не шути так, скульптор, душу выну!

Струсивший Звонцов потерял голос, только и смог просипеть:

— Понял все! Оставь! Сколько хочешь за работу? Сколько тебе нужно?