Книга Готический роман. Том 2 - Нина Воронель

Брайан

Брайан с детства плохо переносил ночную грозу. Электрические разряды в небе вызывали из глубин его существа какие-то неведомые в обычной жизни подсознательные страхи. Однако он научился преодолевать эти страхи, во всяком случае, внешне – он не вскакивал с постели и не прятался под кровать, хоть все его существо исступленно этого требовало.

И даже в эту ночь, когда удар молнии выбил фазу в распределителе и погасил свет во всем квартале, он заставил себя тихо лежать под одеялом, поджав колени под подбородок и затыкая уши указательными пальцами. Уши он затыкал не для того, чтобы заглушить раскатистый грохот грома, а, скорее, чтобы не напрягать слух в попытке различить и понять таинственные шаги, шепот и шорохи, доносящиеся из коридора. Рассудок говорил ему, что никаких шорохов и шагов он не слышит и слышать не может в реве и грохоте бури, но безрассудная фантазия подсказывала ему невероятные сюжеты с участием бродящих по коридору монстров.

Гроза постепенно стихла, и измученный Брайан на миг забылся прозрачным сном. Однако таинственные звуки из коридора то и дело прорывались сквозь непрочный покров сна и в конце концов вынудили Брайана выбраться из теплой постели, накинуть на плечи халат и отправиться на разведку. Он несмело отворил дверь и ужаснулся обволакивающей коридор тьме – он почему-то не представлял себе, что свет там тоже погас. Брайан сделал несколько робких шагов вперед и застыл, прислушиваясь. Слева от него что-то зашелестело, он вгляделся во мрак и содрогнулся. Прямо на него надвигалось какое-то белесое облако. Он попятился к своей комнате, но второпях оступился и чуть не упал, однако удержался на ногах и прислонился спиной к холодной стене, не в силах сообразить, где осталась его дверь, справа или слева. Облако приблизилось к нему почти вплотную и проговорило женским голосом:

– Здесь кто-то есть?

Брайану показалось, что он узнал голос вновь прибывшей эффектной израильской дамы, которой он вчера выписывал пропуск в хранилище рукописей – как ее зовут, Клара, что ли? Но не успел он ответить, как во всех лампочках над головой неожиданно ярко и весело вспыхнул свет. Брайан на миг зажмурился и тут же открыл глаза, как раз вовремя, чтобы заметить, как руки Клары метнулись ей за спину в очевидной попытке что-то спрятать. Брайан был без очков, но Клара стояла достаточно близко, чтобы он мог разглядеть, что на ней нет ничего, кроме полупрозрачной кружевной сорочки, скорей подчеркивающей, чем скрывающей ее женские прелести. Вид обнаженных женских прелестей всегда вызывал у Брайана неприятные чувства, и он, поспешно пробормотав: «Простите!», сделал попытку обогнуть Клару справа. Но она, видимо тоже смутившись, шарахнулась от него именно вправо, в результате чего они столкнулись на полпути и он вышиб у нее из рук тот предмет, который она пыталась спрятать. Клара вскрикнула, а Брайан автоматически наклонился, чтобы этот предмет поднять. Но и Клара тоже наклонилась с той же целью и они снова столкнулись, на этот раз головами. Клара снова отшатнулась, а Брайан все-таки умудрился упавший предмет поднять. Это оказался насквозь промокший коричневый мужской туфель большого размера. Осознав, что Брайан увидел то, что она пыталась скрыть, Клара сдалась и протянула ему второй туфель, который она держала в другой руке, до сих пор все еще заведенной за спину:

– Вот, – прошептала она, чуть склоняясь к его уху, так что в нос ему ударил горьковатый запах духов с пряной добавкой чего-то запретно-чуждого и опасного. – Не знаю чьи они, я наткнулась на них в темноте, когда вышла в туалет.

Брайан не стал спрашивать эту полуобнаженную даму, зачем ему знать, что она ходила в туалет, так же, как не спросил, зачем ей понадобилось подбирать среди ночи неизвестно чьи мокрые туфли и нести их к себе, – он понимал, что за этим скрывается очередная тайна, которую она все равно ему не откроет. Он просто молча взял у нее второй туфель и вернулся в свою комнату.

Там он зажег настольную лампу и начал внимательно осматривать туфли, пытаясь выяснить, кому они принадлежат. Это была работа в его вкусе, потому что поиски хозяина туфель были по сути похожи на расшифровку непрочитанных текстов. Первым делом он посмотрел на подошву. Там был выгравирован чуть раскосый эллипс, в верхнюю часть которого были вплетены два слова наклонной скорописи: «йосеф зигель», а в нижнюю симметрично им – «зинге 1886». Под эллипсом прямым готическим шрифтом было выведено «люфтпластер», а еще ниже цифра «44». Судя по всему, туфли были немецкого производства.

Не желая так сразу поверить естественно напрашивающемуся выводу, Брайан перевернул туфель и заглянул внутрь. Внутри под идентичным первому эллипсом было добавлено еще две скорописных строчки, первая гласила «ехтес ледер», вторая, – «оберматериал». К великому сожалению Брайана, это уже точно было по-немецки, – а ведь до сих пор в библиотеке не было никого из Германии, кроме прекрасного магистра!

Оставались только прибывшие сегодня. Брайан быстро перебрал в уме их всех в порядке регистрации. Американцев он исключил сразу, после них отверг англичан, а вслед за ними итальянца и француза, – вряд ли кто из них польстился бы на немецкую обувь. Немецкие туфли мог бы где-нибудь в Европе купить японец, но Брайану вспомнилась его маленькая, обутая в сандалию нога – какой там сорок четвертый, больше, чем на сороковой размер она бы не потянула!

Выходило, что туфли могли принадлежать только Ули, хотя впрочем… Да, да, возникала еще одна возможность, весьма и весьма, соблазнительная. Ведь демократические чехи вполне могут носить обувь, сделанную в демократической Восточной Германии. Очень даже могут. Тем более, что Брайан слышал, как Ян за вечерним чаем оживленно болтал с очаровательной госпожой Кларой по-немецки. Вариант выходил отличный, если бы тут же не выявлялись свои «однако». Научная добросовестность требовала признать, что именно во время вечернего чая, когда уже начался сильный дождь, Ян был в гостиной в совершенно сухих башмаках, и никакая изощренная фантазия не могла подсунуть Брайану объяснение, куда он таскался среди ночи, чтобы их так намочить.

Зато прекрасный магистр не явился ни к ужину, ни к чаю, ко времени которого, как было замечено выше, уже начался сильный дождь, – так что он имел все основания вернуться невесть откуда в насквозь промокших туфлях.

После этого печального вывода Брайану оставалось только лечь в постель в надежде уснуть, чтобы по пробуждении обнаружить, что утро вечера мудренее. Но и утро ничего особо мудрого ему не принесло – по всем признакам выходило, что скорей всего именно прекрасный магистр по непонятным причинам посетил ночью прекрасную иудейскую даму и ушел от нее далеко за полночь в одних носках, оставив ей зачем-то свои мокрые башмаки, от которых она наверняка бы избавилась, если бы не Брайан.

О цели ночного посещения магистром прекрасной дамы в прозрачной кружевной сорочке думать было больно, хотя Брайану, честно говоря, с самого начала его безнадежной любви вряд ли стоило рассчитывать на взаимность. Однако до вчерашнего ночного происшествия он, окрыленный своим успехом в расшифровке, мог, по крайней мере, позволить себе об этом мечтать. Теперь ему осталось только одно утешение – при передаче туфель Ули вызвать того на конфронтацию, чтобы как следует прижечь свою остро саднящую рану.