Книга Дикая слива - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Киан заметил, что девушка тайком бросила на него взгляд, после чего на ее лице отразилось облегчение, ибо она увидела, что ее выдают не за старика, а за красивого юношу. Спустя несколько дней они тронулись в путь.
Вновь очутившись на свободе, Киан почувствовал себя гораздо увереннее и лучше. Дул горячий ветер, зеленела трава, пели птицы. Солнечные блики казались золотыми монетами, рассыпанными по земле руками богов.
Глядя на задернутый занавесками паланкин невесты, он думал о том, что принцесса наверняка умеет читать и писать, и, быть может, они сойдутся хотя бы на этой почве.
Дома их встретила Сарнай, и ожидал настоящий пир. А потом Киан увидел по всем правилам приготовленное старухой брачное ложе.
Это была старинная кровать розового дерева, с шестью резными ножками и опорами. «Крыша» и пролеты между опорами были задрапированы голубым, «небесным» шелком, украшенным символами плодородия и долголетия. Подушки затянуты в гладкий атлас, покрывало вышито хризантемами. Посреди постели Сарнай положила белый шелковый платок, на котором должно было отпечататься доказательство девственности новобрачной.
Закрытое со всех сторон брачное ложе показалось Киану клеткой. Судьба вынуждала его нарушить клятву, и ему чудилось, будто в эту ночь не Сугар, а он должен потерять невинность.
В конце пира отец сказал:
— Первое время ты можешь и даже должен проводить с молодой женой как можно больше времени. Если она понесет в первый же год, это будет большой удачей. А если родится сын, это станет пределом моих мечтаний.
Сугар сидела на постели в той же позе, что и в беседке во время их первой встречи.
Высокая прическа подчеркивала длину ее шеи. Сквозь ночное одеяние просвечивала белая грудь с розовыми лепестками сосков, руки казались фарфоровыми, а ступни прятались в глубине расшитых жемчугом башмачков. Сугар была чистокровной маньчжуркой, и ей тоже не бинтовали ноги.
Киан решил, что прежде чем приступить супружеским обязанностям, он должен переброситься с женой хотя бы парой фраз:
— Тебе понравилось путешествие?
Ее ресницы дрогнули.
— Да, господин. Я не ожидала, что мир так велик и разнообразен.
— Неужели ты никогда не покидала Запретного города?
Сугар покачала головой, и Киану пришли в голову мысль попросить у отца позволение пожить в Кантоне. Ему не хотелось проводить время под бдительным оком Сарнай, которая наверняка пожелает участвовать в жизни новобрачных.
— Если нам удастся вырваться в город, я покажу тебе и пагоды, и рынок, и Жемчужную реку, и море. Ты умеешь ездить верхом?
— Немного. Я ездила шагом по дорожкам парка.
Киан подумал о том, что вся ее жизнь была цепью условностей, ритуалов и запретов, и задал себе вопрос: сумеет ли он освободить Сугар от внутренних оков?
Он снял с нее одежду и разделся сам. Девушка покорно легла на платок и закрыла глаза.
Киан подумал о Мэй. Ему показалось странным, что его любовь к ней продолжала расти тогда, когда ее уже не было на свете. Никто и никогда не вырвет из его сердца этого чувства, а то, что свершится сейчас, всего лишь необходимость, долг, а еще — очередная расплата за давний обман.
Киан медленно вошел в тело Сугар, стараясь не причинить боль, слился с той, от которой был бесконечно далек. Безропотно принимая его, она лишь слегка вздохнула. Несколько движений — и все закончилось. Утром Сарнай сможет порадоваться, глядя на платок.
Киан понимал, что должен что-то сказать, но не мог себя пересилить. Потому что его заставили жениться, потому что это была не Мэй.
Теперь ему придется проделывать это каждую ночь, до тех пор, пока Сугар не забеременеет. Как скоро это случится? Хотя они с Мэй очень часто занимались любовью, она не успела зачать ребенка. Вероятно, таким образом, судьба защитила его еще от одной потери.
Пошел дождь, и под его шорох Сугар незаметно заснула. Киан тихо слез с кровати, накинул халат и вышел на улицу. Ему хотелось, чтобы падающие с неба струи омыли его с головы до ног. Он подставил ладони под дожди и поднял вверх лицо, черты которого наконец расслабились. Волосы и одежда Киана намокли и стали тяжелыми, из-под ресниц вытекали слезы, но если б кто-то сейчас за ним наблюдал, он бы этого не заметил.
Утром, завтракая на террасе вместе с Кианом, Юйтан радостно сообщил:
— Сарнай уверена, что Сугар не заставит нас долго ждать. Она сказала, что вы подходите друг другу.
Откинувшись в кресле, князь с невольным уважением смотрел на сына, который минувшей ночью лишил невинности дочь самого императора.
Между тем Киан не удержался от смеха.
— Разве мы можем подходить друг другу, если я сын китаянки, а она — маньчжурская принцесса! Если в моих жилах течет кровь презренного народа, а в ее — сына Неба!
— Сарнай знает, что говорит. Дело не в крови, а во взаимодействии стихий. Вода покоряет огонь, огонь покоряет металл. Металл подчиняет себе дерево, дерево — землю, а земля поглощает воду. В вашем случае сочетание идеально: крайнее Ян и крайнее Инь. Кроме того, она научит твою супругу женским секретам, в том числе и таким, какие раскрываются только в постели.
— Тогда, быть может, Сугар стоит спать не со мной, а с Сарнай?
— Не дерзи. Впервые за много лет я увидел в глазах своей матери свет надежды. Она очарована этой девушкой.
— А как она относилась к твоей покойной супруге?
— Хорошо, пока не убедилась в ее бесплодии.
Киан смотрел на идеально ухоженный, искусственный, как и во владениях императора, сад и думал о легком морском бризе, просторах, дарящих свободу душе и взору, запахах улицы, оскорбляющих изысканное обоняние благородных людей, веселой и пестрой суете, невольно радующей сердце.
— Отец, я хотел бы пожить в Кантоне. Получше узнать тамошнее устройство, показать Сугар город, а еще побыть с ней наедине. Здесь это невозможно. Прости, но я не желаю спать с женой под наблюдением Сарнай.
— Это опасно. Помнишь мятеж?
— Думаешь, я не сумею себя защитить? K тому же я возьму с собой достаточно охраны. Но — ни одного соглядатая, ни одного евнуха. Из обитателей женской половины с нами поедут только личные служанки Сугар, которых она привезла из дому.
— Сарнай придет в ярость.
— Мне все равно. В конце концов, это моя жизнь, — ответил Киан, хотя сейчас как никогда был уверен в обратном.
С некоторых пор Юн был сам не свой. Его лицо горело, взор затуманился, а в ушах стоял звон. Он не слышал, что ему говорят, он не видел дороги. Весь его мир уместился в воспоминание о девушке с розовыми, как кораллы, губами, белым, будто луна, лицом и глазами, похожими на два изящных мазка черной туши. Ее красота была не застенчивой, потаенной, а яркой, бьющей наотмашь, берущей в плен сразу и навсегда, а ее взгляд прожигал насквозь.