Книга Страна призраков - Уильям Гибсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Со мной пойдешь. Может, надо будет что-то перевести вживую.
– Думаете, они говорят на волапюке?
– По-русски они говорят, – процедил Браун. – На кубинском китайском. И старик тоже. – Он отвернулся.
Милгрим отправился в душ и включил холодную воду. «Райз» пошел сегодня не очень гладко. Мужчина посмотрел в зеркало. Не мешало бы подстричься.
Выпив стакан воды, он подумал: наступит ли время, когда можно будет глядеться в отражающие поверхности не только для того, чтобы не запустить свою внешность? В какой-то момент пленник попросту отказался видеть в них себя.
За стенкой Браун кого-то вздрючивал и давал указания по телефону. Милгрим подставлял запястья под холодные струи до тех пор, покуда не заломило мышцы. Потом закрыл воду и вытер полотенцем руки. Прижался к мокрой ткани лицом, воображая, как много незнакомых людей проделывали здесь до него то же самое.
– Да не надо мне больше! – донеслось из-за стенки. – Пусть будет меньше, но лучше. Заруби на носу, это не ваши грязные арабы. И здесь тебе не там. Это же операторы, обученные с нуля. Ты его уже упустил на чертовой Канал-стрит. Если упустишь на Юнион-сквер, тогда я не знаю, что сделаю. Понял? Не знаю, что сделаю.
Милгрим тоже не хотел бы этого знать, по крайней мере в том угрожающем смысле, какой прозвучал в последних словах, однако сама ситуация возбудила его любопытство. Что за кубинский китайский? Что за нелегальные упростители, которые изъясняются на русском языке, а переписываются на волапюке, ютятся на безоконных чердаках на окраине Чайнатауна, носят «A.P.C.» и умеют играть на клавишных? К тому же не грязные арабы, поскольку здесь нам не там?
Каждый раз, когда Милгрима одолевали сомнения, а желания расслабиться и насладиться мыслительным процессом не возникало, мужчина принимался бриться – если, конечно, условия позволяли, как, например, сегодня.
Операторы. Обученные с нуля.
Старик. Это он – Субъект.
Милгрим повесил полотенце на шею, бросил мочалку в раковину и включил горячую воду.
– «Эзейза», — произнес Инчмэйл.
– Это что?
– Аэропорт. Международный терминал Б.
Холлис позвонила ему на сотовый, прямо в Буэнос-Айрес. Какая разница, во что обойдется подобная беседа.
– Когда прилетаешь, послезавтра?
– Нет, на день позже. До Нью-Йорка лететь далеко, но это же почти все время на север. Даже странно: такой долгий путь, а часовые пояса не меняются. Я тут обедаю с другом, ужинать буду с кем-то из «Боллардов», а с утра вылетаю к тебе.
– Рег, я, кажется, влипла в историю с этим «Нодом».
– А мы тебе что говорили? Моя благоверная насквозь видит твоего нового дружка Бигенда. С той самой минуты, как ты назвала его имя, она без передышки ругается последними словами, одно хуже другого. Сегодня утром немножко оттаяла, сказала просто: «грязная свинья». Или наоборот, рассвирепела?
– Положа руку на сердце, сам он не показался мне таким уж мерзким, разве что машина безвкусная. Меня смущает другое – бешеные деньги, которыми заправляет Бигенд. Даже не знаю... Как будто встретила младенца-великана с чудовищно развитым интеллектом. Что-то в этом роде.
– Анжелина говорит, он ни перед чем не остановится, лишь бы утолить свое любопытство.
– Пожалуй. Только вот интересуют его такие вещи, которые мне не по вкусу. Чувствуется, Бигенд затевает какую-то игру, и она мне тоже не нравится.
– «Что-то в этом роде», «чувствуется»... Ты сделалась такой скрытницей.
– Знаю, – ответила Холлис и вдруг замерла, даже на миг опустила трубку: она вдруг поняла причину своей тревоги. – Но мы же по телефону говорим, верно?
На том конце наступила полная тишина. То есть тишина совершенная, настоящая, оцифрованная, без обычных фоновых помех, которые воспринимаются как должное при международных переговорах. Так человек, идущий по улице, не замечает неба.
– А-а, – протянул Инчмэйл. – Ну да. Это я не учел. Порой даже думаешь, с этим у нас все хуже.
– Вот именно. И думаешь все чаще.
– Хм. Тогда, значит, жду разговора с глазу на глаз. Я еще не так силен в испанском, но вроде бы только что объявили мой рейс.
– Желаю хорошо долететь.
– Я тебе звякну из Нью-Йорка.
Холлис чертыхнулась и захлопнула телефон. Ей хотелось – и надо было – поведать Инчмэйлу пиратскую историю Бигенда, рассказать о встрече с Бобби, об уехавшем белом грузовике и собственных ощущениях в связи с этими событиями. Рег непременно бы все разложил по полочкам. Вряд ли что-нибудь прояснилось бы, просто сейчас не помешало бы обрести новую точку зрения. Инчмэйл вообще отличался большой оригинальностью. Однако случилось нечто другое; Холлис вдруг ощутила, что пересекла некую черту, ступила на зыбкую почву.
Этот Бигенд со своим автомобилем, будто нарочно созданным для злодея из фильма про Джеймса Бонда; этот его недостроенный штаб управления под стать машине; эти бешеные деньги, это запредельное любопытство и вкрадчивые манеры, эта вечная готовность совать нос в чужие дела... Нет, история принимала опасный оборот, не иначе. Причем такой, какого Холлис и не представляла раньше. Если владелец «Нода» не врет, он платит людям за сведения о секретных правительственных программах. «Война со страхом»[107], так ее до сих пор называют? Чего-чего, а страху журналистка уже набралась с лихвой. Вот он, осколок ужаса, прямо в руке. Больше нельзя доверять своему телефону и паутине, протянувшейся от него по верхушкам жиденького подлеска из вышек сотовой связи, видных с любой магистрали, замаскированных при помощи нелепой искусственной листвы, кубистических папоротников и хвойных лап в стиле «ар-деко»; велика ли разница между этой, невидимой, сеткой и той, которую Бобби чертил у себя на полу неизвестно чем – то ли мукой, то ли мелом, спорами сибирской язвы, слабительным порошком для младенцев... Сплошь оцифрованная и прочее, телефонная паутина внимательно ловила каждое слово Холлис – а как же, ведь журналистка ухитрилась ввязаться в дела, в которые Бигенд любит совать свой нос. Бывают ситуации, когда подобные вещи становятся больше, чем реальностью.
Может, именно здесь и сейчас. Кто-то слушает. Или что-то.
Холлис подняла взгляд. Она стояла посреди кофейни «Старбакс», вокруг суетились посетители. Сравнительно мелкая рыбешка из мира фотосессий, телевидения, музыки, компьютерных игр. В эту минуту никто из присутствующих не светился особым счастьем. Однако вряд ли кого-то из них зло коснулось вот так же явно, накрыв своей мрачной тенью.