Книга Страна призраков - Уильям Гибсон

– Трудно сказать, что меня больше всего тревожит, – произнесла Холлис, – но что-то такое есть...

Парни в балахонах с капюшонами по-прежнему колдовали над колпаками, напустив на себя вид технарей из НАСА перед запуском ракеты.

– А ты что, не перекусишь?

Альберто покосился на бензозаправку и ночной магазин.

– Я не голоден.

– Зря, не попробуешь клевой картошечки.

33Второе «он»

Одетый в плащ с облегающим голову капюшоном из гостиничных одеял Браун указал куда-то вдаль, за холмистую бежевую равнину, увесистым деревянным посохом, по всей длине которого тянулся традиционный узор из черных следов от сигарет.

– Вон там.

Милгрим прищурился в указанном направлении. Собственно, туда они оба и ехали вот уже долгое время. Безликий окоем разнообразили только странные сооружения из бревен, похожие на виселицы.

– Ничего не вижу.

Милгрим готовился получить удар за непослушание, однако Браун лишь повернулся, не опуская палки, положил свободную руку ему на плечо и мягко сказал:

– Просто она за горизонтом.

– Что – «она»? – спросил его спутник.

В бездонном небе, словно написанном кистью обкуренного Тёрнера[106], за тучами, словно в жерле вулкана, что-то мрачно мерцало, суля породить неисчислимые, ужасные смерчи.

– Крепость великого Балдуина, – провозгласил Браун, склонившись к Милгриму. – Графа Фландрии, Императора Константинопольского, сюзерена всех крестоносцев, какие княжат на землях Восточной Империи.

– Но ведь Балдуин умер, – возразил ему пленник и тут же втянул голову в плечи.

– Неправда, – ответил Браун по-прежнему ласковым тоном, протягивая посох вдаль. – Там высится оплот его. Как же ты до сих пор не видишь?

– Он мертв, – настаивал Милгрим. – Но среди бедноты ходит миф о Спящем Императоре, и, возможно, явился какой-нибудь самозванец, лже-Болудин.

– Да вот же! – Браун опустил тяжелую палку и крепче сжал ему плечо. – Вот он, истинный и единственный!

Тут Милгрим заметил, что не только плащ и капюшон его спутника, но и сама равнина состояла из бежевой одеяльной пены. Или была лишь укрыта ею, поскольку босые ноги ощущали под тонкой тканью песчаную дюну.

– Вот, вот, – повторял Браун, тряся переводчика за плечи. – Пришло! – и совал ему в лицо свой «блэкберри».

– Карандаш. – Садясь на краю постели, Милгрим опять услышал себя со стороны. Кромка гостиничных занавесок словно потрескалась от дневного света. – Бумагу. Который час?

– Десять пятнадцать.

Мужчина завладел КПК и узкими глазами уставился на экран, тщетно пытаясь перекрутить текст. Сообщение, о чем бы в нем ни говорилось, было кратким.

– Карандаш. Бумагу.

Браун протянул ему лист почтовой бумаги «Нью-Йоркера» и четырехдюймовый карандашный огрызок желтого цвета, который всегда держал наготове: Милгрим настаивал на том, чтобы иметь возможность стирать неудачные варианты.

– Теперь оставь меня одного.

Браун издал неразборчивый приглушенный звук – не то разозлился, не то выражал разочарование.

– Я сделаю свою работу лучше, если ты пойдешь к себе, – произнес Милгрим, выдержав его взгляд. – Мне нужно сосредоточиться. Это тебе не адаптированный французский текст из учебника. Тут речевые идиомы в чистом виде.

Он по глазам увидел, что собеседник ни сном ни духом не понимает, о чем разговор, и внутренне возликовал.

Браун постоял немного, потом развернулся и вышел из комнаты.

Милгрим еще раз перемотал сообщение к началу и взялся за работу, выводя заглавные печатные буквы на бумаге с эмблемой «Нью-Йоркера».

СЕГОДНЯ В ЧАС НА

Он задумался.

ЮНИОН-СКВЕР СЕЛЬХОЗ...

Ластик почти истерся. Милгрим уничтожил последнее слово, царапая лист металлическим ободком.

ЮНИОН-СКВЕР ОВОЩНОЙ ФЕРМЕРСКИЙ РЫНОК

СЕМНАДЦАТАЯ УЛИЦА ДОСТАВИТЬ ОБЫЧНОМУ КЛИЕНТУ

Все казалось очень и очень просто.

Да так оно и было на самом деле, однако Браун так ждал этой записки, ждал, когда НУ получит ее у себя на квартире, на экран очередного сотового, обреченного тут же на выброс и замену, там, где маленький любопытный «жучок» в основании вешалки уловил бы каждое слово. Браун томился ожиданием с тех самых пор, как обзавелся Милгримом. Предполагалось, что предыдущие сообщения были получены где-нибудь еще, когда НУ обретался снаружи, курсируя вдоль по южному Манхеттену.

Милгрим понятия не имел, откуда у Брауна взялось представление об этих предыдущих посланиях – взялось, и все тут. К тому же было ясно как день, что его занимает даже не мифический НУ и не предмет доставки, а сам «обычный клиент». Второе «он» во всех телефонных переговорах. Тот, кого иногда величали «субъектом». Милгрим не сомневался: его заточитель спит и видит, как бы захватить этого са́мого Субъекта, а НУ в его глазах – всего лишь Упроститель, не более. Как-то раз, держа постоянную связь со своими невидимыми помощниками, Браун устроил настоящие гонки на Вашингтон-сквер, но, к своему разочарованию, обнаружил, что Субъект бесследно растворился, а НУ, похожий на маленького черного ворона, прогулочным шагом удаляется по Бродвею, перебирая тонкими ножками по рваному покрывалу потемневшего снега. Милгрим наблюдал это своими глазами через окно серого, пропахшего сигарами «форда-таурус», укрывшись за плечом водителя.

А сейчас переводчик поднялся, разминая затекшие бедра, заметил расстегнутую ширинку, застегнул ее, потер глаза и всухомятку принял утреннюю дозу «Райз». Как хорошо: и Браун уже не помешает. Милгрим взглянул сверху вниз на «блэкберри» на прикроватном столике рядом с готовым текстом.

Прерванный сон вернулся. Опять эти полувиселицы-полунепонятно что. Они ведь из мира Босха, кажется? Орудия пыток, подпорки для разобранных исполинских орга́нов?

Милгрим взял в руки почтовую бумагу и «блэкберри» и подошел к двери, разделяющей комнаты; та, как обычно, была открыта.

– Юнион-сквер, – сказал он.

– Когда?

Милгрим улыбнулся.

– Сегодня. В час.

Браун тут же вырос перед ним, отобрал электронную записную книжку и лист.

– Это здесь так написано? И что, все?

– Да, – подтвердил переводчик. – А меня – снова в прачечную?

Собеседник пронзил его взглядом. Раньше пленник не задавал подобных вопросов. Лучше усваивал уроки.