Книга Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

— Никаких показаний по этому вопросу дать не могу, так как я не троцкист и не террорист, — отрезал Платтен.

Как ни решителен был Платтен, это заявление уже не имело никакого значения. Меньше чем через месяц ему предъявили постановление об окончании следствия, и он написал под ним по-немецки: «С материалами следствия ознакомлен. Добавлений и просьб к следствию не имею. Я подтверждаю все мои показания и прошу помочь мне выйти на правильный путь».

А 29 октября 1939 года состоялся суд. Казалось бы, все предрешено, приговор можно оглашать до начала заседания: либо расстрел, либо 25 лет лагерей. Но судей ждал большой сюрприз. Они не учли, с кем имеют дело. Платтен — это не мальчик для битья. Платтен — это настоящий революционер, блестящий тактик и дальновидный стратег. После оглашения обвинительного заключения у него спросили, признает ли он себя виновным.

Платтен встал. Откашлялся. Посмотрел на оставшийся белым платок. Удовлетворенно улыбнулся и, тщательно выговаривая слова, обратился к тем, в чьих руках была его жизнь:

— Граждане судьи! Хоть я и подписал протокол допроса о моей якобы шпионской деятельности, но прошу мне поверить, что я никогда не был шпионом. Прошу меня выслушать, я расскажу суду все, что было в действительности. Шпионом я признал себя только потому, что этого от меня упорно требовало следствие. Не имея доказательств в свою пользу, я решил это признать, чтобы скорее окончить следствие и чтобы мое дело перешло в суд.

Станислав, который якобы ко мне явился, имя вымышленное. Пароль «Гельвеция» — всего лишь старое название Швейцарии. Так что все эти показания являются не более чем поэзией. Если бы я был заключен в тюрьму капиталистического государства, что со мною было неоднократно, я бы держал себя как большевик и никаких показаний не давал. Но, будучи в социалистической стране, я бы не хотел быть уничтоженным как шпион, так как никогда им не был. Я думал, что следствие к моему делу подойдет объективно, но, убедившись, что это не так, решил дать любые показания, рассчитывая на объективный разбор дела в суде, — закончил он.

Началось заседание в 10.00, а в 14.20 был оглашен приговор:

«Именем Союза Советских Социалистических Республик.

Судебным следствием установлено, что Платтен Ф.П. никакой антисоветской деятельностью не занимался. На судебном следствии также не нашло своего подтверждения предъявленное Платтену обвинение в части шпионской деятельности.

На основании вышеизложенного Военный трибунал признал доказанным виновность Платтена по ст. 182 УК РСФСР и за незаконное хранение оружия приговорил лишить его свободы в ИТЛ сроком на четыре года, без поражения прав. Срок отбытия исчислить с 12 марта 1938 года».

Всего-то четыре года без поражения в правах! По тем временам неправдоподобно мягкий приговор. В чем дело? Почему? Какие вмешались силы? Что повлияло на членов трибунала?

Тут-то и приходится задуматься о тех сорока страницах, которые были выдраны из дела О чем там шла речь? О ком рассказывал Платтен? Думаю, что ще-то наверху сочли неудобным в открытую уничтожать человека, имя которого так часто упоминается рядом с именем Ленина и которому советская власть обязана всем.

Ведь если бы не Платтен, где бы они были, все эти выскочки из Кремля?! А вдруг в них проснулось чувство благодарности, вдруг они вспомнили, что они — люди, что ликвидировать человека, не только подарившего России Ленина, но и спасшего его от верной пули, не по-божески, не по-людски?! Но отпустить на волю рука не поднялась. Пусть, мол, попарится на нарах и подумает, кому обязан жизнью. А лучше не на нарах, лучше — на лесоповале, в холодном северном лагере.

Сказано—сделано. Буквально через неделю Платтен оказался в Архангельской области: сперва он мотал срок в Няндоме, а потом в поселке Липово. Но выяснилось это гораздо позже...

И вот ведь как бывает: Платтен исчезает в лабиринтах ГУЛАГа, но люди о нем помнят. Помнят и не могут смириться с потерей такого человека, мало того, они делают все возможное и невозможное, чтобы вырвать его из рук НКВД.

Кто из нас не сталкивался с анонимками?! Мы привыкли считать, что анонимка—это мерзость, грязь и подлость, что писать их могут только низкие и гнусные люди. Ан нет! Оказывается, иногда анонимки пишут не для того, чтобы погубить, а для того, чтобы защитить. Есть такая анонимка и в деле Платтена. Предшествует ей очень серьезная .записка:

«Особый сектор ЦК ВКП (б). Секретно. 29.09.1940 г. НКВД тов. Берия.

Направляется на Ваше рассмотрение анонимное письмо (бывшие ученики Платтена) из г. Москвы.

Зав. Особым сектором ЦК ВКП (б) А. Поскребышев».

Милые, наивные ребята, как же они рисковали, отправляя это письмо! Ведь вычислить их было проще простого — и загремели бы они вслед за своим учителем. Но они не испугались. Они еще верили лозунгам, заголовкам газет и возвысили свой голос в защиту совершенно постороннего, но близкого им человека. О себе они не думали. В беду попал их учитель, вот что их сплотило и заставило обратиться к тому, кого они считали учеником и продолжателем дела Ленина.

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Мы узнали, что старый коммунист и друг Владимира Ильича Ленина Фриц Платтен, которому Ленин доверил свой переезд в Россиюв 1917 году, уже несколько лет находится в ссылке. Фриц Платтен был нашим преподавателем в Институте иностранных языков. Мы всегда видели в нем образцового коммуниста-ленинца, под его влиянием мы вступили в ряды комсомола. Невозможно поверить, чтобы Фриц Платтен, которого мы знали как честнейшего коммуниста, спасшего Ленина от одного из покушений, мог совершить какое-нибудь тяжкое преступление против партии и нашей Родины.

Мы просим Вас, дорогой Иосиф Виссарионович, лично выяснить, в чем виновен Фриц Платтен. Быть может, его арест и ссылка являются ошибкой или актом вредительства.

Бывшие ученики Фрица Платтена».

Казалось бы, есть более чем аргументированное письмо Сталину, есть завуалированная просьба его правой руки Поскребышева, достаточно одного звонка, чтобы Платтена отпустили на волю. Но в том-то и заключалось иезуитство Берии, что он, чуточку ослабляя хватку и вселяя надежду, давал жертве помучиться. Почти два месяца бумага ходила по инстанциям, на ней множество виз, подписей и печатей, и, в конце концов, было вынесено заранее предрешенное заключение: «Жалобу о пересмотре дела Платтена Ф.П. оставить без последствия».

А дальше — мрак. Никто не знал, что с Плаггеном, где он, жив или нет. И лишь в 1956 году Генеральная прокуратура направила протест в Военную коллегию Верховного Суда СССР с просьбой «отменить приговор в отношении Платтена за отсутствием в его действиях состава преступления». Было отмечено и то, что «к Платтену применялись незаконные методы следствия, а следователи нарушали нормы уголовно-процессуального кодекса».

Знаете, что стоит за этими туманными формулировками? Пытки, истязания и побои. Такие пытки, что люди признавали себя виновными в чем угодно, лишь бы побыстрее закончился этот кошмар.