Книга Братишка, оставь покурить! - Николай Стародымов

— И что от меня нужно? — не стал строить из себя непонятливого.

Спросил — и только тогда понял, что получилось все именно так, как добивался седенький. Я спросил, что от меня требуется. Так что с этого мгновения они являются хозяевами, а я нанимаемым. Такой расклад будет предопределять дальнейший ход переговоров.

— Сейчас поговорим и об этом, — кивнул собеседник, однако форсировать беседу не стал. — И об этом поговорим. Только прежде всего нам нужно предварительно решить некоторые вопросы, а потом переходить к конкретике. Надеюсь, вы с этим согласны?

Туманно, непонятно. Загадочно. Многообещающе. Тревожно… Да, этот человек — не Марек. С ним нужно ухо держать востро. И попадаться такому на крючок никому бы не советовал. Себе — в первую очередь.

Нет, нужно выполнить их условия, получить чистые документы, где-то срочно легализоваться и начинать новую жизнь. Только, понимал я, на пути этого плана лежит еще какое-то преступление, которое, хочу того или не хочу, вынужден совершить.

Расплата — дочь ошибок трудных.

3

Все происходило именно так, как и должно было быть. Как мне рассказывали. И как я планировал. Поезд и в самом деле начал притормаживать еще загодя.

Железнодорожное полотно тут выписывает широкую дугу, одновременно спускаясь в лощину. На таком вираже скорость держать просто невозможно. Особенно тяжело груженому грузовому составу.

…За эти несколько дней, пока я готовился к акции, за которую мне пообещали изготовить необходимые документы, я узнал много для себя нового. Причем, в той сфере экономики и примыкающей к ней криминальной деятельности, о которой раньше имел представление довольно туманное.

Оказывается, кражи грузов на железной дороге всегда было достаточно выгодным делом. Потому еще на заре грузовых железнодорожных перевозок товарные вагоны стали закрывать на замки, по мере возможности охранять их. Например, крохотные свинцовые пломбочки, которые до недавнего времени навешивали на вагоны и контейнеры, стали использовать еще при царе-батюшке Николае Втором Кровавом, которого нынче произвели в Святого, в 1900-м году. При Сталине и Хрущеве каждый товарный поезд охраняли стрелки военизированной охраны. Потом такую практику в целях экономии отменили, ограничившись тем, что особо важные грузы тщательно проверялись при прибытии на станции.

Но и в те времена, когда при вагонах на тормозных площадках следовали строгие дяди с винтовками, и когда их сменили бдительные стражи на станциях, вагоны грабили всегда. Неподалеку от крупнейшей в Европе, а быть может и во всем мире, товарной станции Орехово-Зуево имелись целые деревни, которые процветали исключительно за счет того, что живились чем только можно на проезжающих поездах. В местном транспортном уголовном розыске даже название станции в сердцах переменили, пользуясь тем, что на пишущей машинке буквы «З» и «Х» находятся рядом. Однако даже это не смогло остановить данный вид криминальной «деятельности». Даже разработка уникальных блок-запоров, типа «Лавр-гарант», которые гарантированно оберегали двери от взлома, даже это не смогло положить конец тому, что происходит.

И тому, что я и сам должен был теперь совершить. В вагоны продолжали проникать — через вентиляционные лючки, например…

Обо всем этом мне рассказал угрюмый, малоразговорчивый парень, который инструктировал меня накануне. По тому, насколько подробно поведал он о том, как видится проблема со стороны транспортной «уголовки», у меня возникло подозрение, что он имеет к этой организации какое-то отношение. Однако акцентировать на этом внимание не стал. В конце концов, главное для меня сейчас — выполнить задание, забрать документы и исчезнуть, чтобы никто никогда меня не нашел.

…И вот теперь я лежал на краю подрезанного при прокладке железной дороги холма, экипированный всем необходимым для того, чтобы не случилось промашки. Волновался ли я? Пожалуй, не очень. Да, подобным делом мне раньше заниматься не доводилось. Но и ничего особенно уж сложного в этом не видел. Да и с угрызениями совести особых проблем не возникало. Если разобраться, не настолько уж велика была моя вина, чтобы упечь меня на такой срок. Так что можно считать, что родное правосудие мне задолжало и у меня имеется некоторая фора. Да и вообще… Слишком нечестно, слишком бессовестно обошлось со мной мое государство, чтобы я очень уж переживал из-за того, что сейчас причиню ему некий материальный вред. Ну а что касается непосредственно груза, то он принадлежит какой-то частной компашке, перед которой у меня вообще никаких обязательств…

Поезд медленно втягивался в узкую цель, прорытую в невысокой холмистой гряде. Сначала подо мной проплыл, утробно урча двигателями, спаренный тепловоз, потом потянулись крыши вагонов. Хуже всего будет, подумалось некстати, если придется прыгать на платформу, идущую порожняком, а потом с нее взбираться на контейнер. Да и на контейнеры-«трехтонники» прыгать в темноте слишком опасно.

Ладно, будем надеяться на лучший вариант. Так, четырнадцатый вагон, пятнадцатый, шестнадцатый…

Накаркал! После крытых вагонов потянулись пустые платформы. Чего их таскать туда-обратно, пустые-то? Что, совсем грузов не осталось на всей Руси великой?… Придется рисковать. Пропускаю мимо нужный мне двадцать второй вагон. Удача! За ним следует рефрижераторная секция! Секция — это пять вагонов: в среднем едут два человека обслуги, а по два с каждой стороны — это холодильники.

Мне вдруг становится не по себе. Крыша металлическая, мокрая… Соскользнуть с нее — смерти подобно. Но и долго собираться нельзя — потому что если идти по крыше обитаемого вагона, люди внутри даже сквозь несмолкаемый гул дизельной установки, которая гонит в рефрижераторы фреон, могут услышать над головой грохот моих каблуков. К тому же нельзя прыгать близко к оси вагона, где крыша ровнее, потому что можно задеть контактный провод. Тогда мне точно документы не понадобятся.

Я собираюсь с духом, задерживаю дыхание… и прыгаю. Падение на крышу кажется бесконечно долгим. И столь же неумолимо надвигается темнеющий провал между вагонами. Попасть в него — значит рухнуть в трех- или пятиметровую пропасть прямо на рельсы, под отполированные тысячами километров пути колесные пары. Тогда располосованные острой ребордой ошметки моего тела окажутся растащенными на десятки, а то и на сотни метров, а все десять метров кишок туго намотаются на толстую ржавую ось…

Все эти образы успели промелькнуть в моем мозгу. Я даже успел увидеть, как в депо какой-то бледный парнишка-ученик, отворачиваясь и плача от ужаса и омерзения, отковыривает от металла железным крюком мои застывшие, облепленные мухами смрадные потроха…

Однако все враз пропало, когда я шлепнулся всем телом на покатую холодную крышу вагона. Чуть скользнул было к ее краю, однако легко удержался, зацепившись за длинные продольные ребра.

Поднялся и, низко пригнувшись, чтобы не зацепиться за провода, побежал вперед, по ходу движения. Теперь все нужно делать точно — время не ждет. Ни зги не видно. Хорошо хоть крыша светлая и края ее хорошо просматриваются во тьме. Зато проводов не видно вовсе. Зацепишься за него — и никто даже опознать не сможет то, что от меня останется!