Книга Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

командой из четырех солдат с сержантом квартировал в нашем доме. Потом его перевели в хату к Бугаю (фамилия). Он заставлял сержанта ночью караулить его «скретные» материалы, а днем же ему работать вместе со всеми. Мать жалела сержанта и считала его начальника ст. лейтенанта нехорошим и вредным человеком. Вот я и говорю: «Знаю я прелести вашей работы и вас знаю, лично видел в нашей деревне». Вспомнил деревню и все спрашивал про Бугая. Бугай мог его удовлетворить, не то, что мы, только начинавшие жизнь на новом месте. На колхозном отчетном собрании он как заведующий МТФ отчитывался так: «Что хотите робите. Бисово теля вси документы зъило». А старший лейтенант Езовит именно на этих съемках и проштрафился. После нашего вступления в Маньчжурию выявилась нестыковка некоторых топографических ориентиров по разные стороны границы. За неспособность к топографии он был определен на должность командира роты. Это была единственная штатная офицерская должность в роте, командирами взводов на зимний период временно назначались прибывавшие из училища молодые топографы. Обязанности ротного заключались в поддержании относительного порядка, «дисцаплины» по его словам, во время казарменного содержания роты.

Совершенно безграмотный в общевойсковой подготовке, наш ротный любил воображать себя великим полководцем. В это время в роте стихийно образовался изрядный излишек сержантов человек в 15-20, когда по штату полагалось, не считая старшины, всего четыре сержанта. Освободившихся из расформированных частей сержантов просто девать было некуда. Этим приливом сержантов ротный очень гордился. Обычно, придя в расположение, он говорил с белорусским акцентом:

— Саржантский состав. Заходите ко мне в канцелярию на совящание.

Там он начинал разглагольствовать на самые разные темы:

— Что мне рота? Роты мне мало. Ротой командовать трудно. Вот если бы мне полк, там легко. Пришел, сказал и все.

Мы с Володькой подхватили эту тему:

— Товарищ капитан, а дивизией вы смогли бы командовать?

— Ха! Дивизией! Дивизией я, хоть сейчас, стал бы командовать.

— А армией?

Так мы дошли, кажется, до командующего фронтом, предложить ему командование в мировом масштабе, как у Чапаева, мы не рискнули, хотя он и упивался своим величием. Как-то он затеял разговор об атомной бомбе. Вещь загадочная, таинственная. О принципах распада радиоактивных элементов по школьному курсу, кажется, из всей компании имели некоторое понятие только мы с Володькой. Я при его поддержке начал импровизировать:

— В процессе развития материи конечным продуктом распада урана является свинец, так же, как высшим, конечным продуктом развития живой материи является человеческий мозг. И вы не обижайтесь, если я скажу, что у вас в голове свинец как конечный продукт развития материи.

— Ну, зачем же обижаться, я же понимаю.

Командирский зуд подвигнул его провести с нами тактико-строевое учение. Такое учение обычно проводится в батальонном составе. Батальон идет в походной колонне и по тревожной команде разворачивается последовательно поротно, повзводно, по отделениям веером в указанном направлении. Команды уставные, ни слова лишнего: «Танки с фронта! Укрытие справа! Воздух!» — авиационный налет и т.д. Вначале все шло нормально, опытные сержанты умело исполняли задачу, сглаживая огрехи командования. Но тут он вместо штатной команды «Воздух!» возгласил: «Ерапланы!» Надо бежать врассыпную, а нас душит смех. Поразвлекались.

Летом, как обычно, на топографические съемки роту разбили на команды. Я попал в отдельную группу из трех топографов, которая была выброшена на участок по западным склонам Сихотэ-Алиня. В группе было три топографа: капитан Черемнов и лейтенанты Гусев и Лябин. Опытный капитан Черемнов возглавлял группу, лейтенанты из училища в поле были впервые. Каждому топографу была задана трапеция на лист карты масштаба 1:100000 (трапеция — фигура, сужающаяся к северу по меридианам). В тех широтах сторона близкой к квадрату трапеции равнялась примерно 38-40 км. Наш участок был обеспечен геодезической съемкой, триангуляцией, с обустройством соответствующими вышками и аэрофотосъемкой. Топографы всю зиму работали с аэрофотоснимками и должны были по ним изготовить схематическую карту своей трапеции, по которой можно было бы ориентироваться на местности. В нашей команде, прикрепленной к лейтенанту Лябину, вместе со мной было шесть человек: Володя Кривов, Вася Лялюхин (они из Чернского р-на Тульской обл.), Чумаченко — Харьковской обл., Рогачев — Рязанской, Бублик — Полтавской. Солдаты призыва 1943 года, опытные. В команде капитана Черемнова была радиостанция для связи со штаб-квартирой в г. Свободный. Друзья-радисты, на стационаре в г. Свободный и таежный из нашей группы, кроме штатной связи на другой согласованной волне переговаривались на свободные темы. Впоследствии эта самодеятельность обернулась крупной неприятностью для начальника, да и для них самих.

Наш путь к месту назначения проходил в товарном вагоне до моста через р. Амур перед г. Хабаровском. Там мы увидели начало тоннеля под р. Амур, построенного на случай разрушения железнодорожного моста во время войны. Он еще содержался в глубоком секрете, хотя вряд ли об этом не знали заинтересованные структуры. От моста мы сплавились на лодках вниз по Амуру до с. Найхин, вроде столицы нанайской этнической группы. Отсюда наши пути разделились. Две группы пошли по р. Анюй на лодках, а мы на нанятой подводе по лесной дороге до ближайшего населенного пункта Арсеньевка. Довольно большой поселок располагался в 30-40 км к востоку от Найхина. Население составляли спецпереселенцы из бывших кулаков и других, как теперь говорят, репрессированных элементов. Основное занятие — лесозаготовка и лесосплав. Для жителей поселка был установлен комендантский режим. Без разрешения коменданта никто не мог отлучиться из этого района, хотя дети некоторых поселенцев в это время уже учились в Хабаровске.

Дальнейший путь наш к границам нашей трапеции шел вглубь тайги по рекам, последняя из которых называлась Мади. Для транспортировки груза (инструмент, снаряжение, продукты питания) были наняты две лодки-плоскодонки. Кормчими на них были местный житель со своим взрослым сыном. Мы еще в предгорьях Сихотэ-Алиня, но реки с многочисленными, иногда затяжными, порогами, нередко чуть ли не через каждые 100-300 м. Двигаемся, отталкиваясь шестами. Главный пост на корме и опытный лодочник искусно удерживает лодку против течения, не давая ей развернуться боком и опрокинуться. Мы по двое по сторонам в каждой лодке усиленно толкаем ее вперед. Неопытные, иногда мы не справляемся на затяжном пороге, выпрыгиваем в воду и по камням толкаем лодку руками за ее борта. Вода холодная, но мы как-то не обращаем на это внимания. Наконец причаливаем у