Книга Современная румынская пьеса - Лучия Деметриус

спиной к своему безмолвному собеседнику.) Ты никак не поймешь, что нас двое совсем чужих. Ты — другой Маноле Круду. Тот, который стоял наверху, у края пропасти.

К р и с т и н а (ибо это она, испуганно отделяется от стены, делает шаг вперед). Маэстро!

М а н о л е (вздрогнув). А? (Оборачивается, проводит рукой перед глазами, будто прогоняя видение.) Это ты? (Тихо смеется.) Я беседовал с другим гостем. Тоже незваным. Его зовут скульптор Маноле Круду, и он невероятно назойливый человек. Читает мне проповеди. Я выставляю его за дверь, а он лезет в окно.

К р и с т и н а. Маэстро!

М а н о л е (словно только сейчас осознал ее непрошеное вторжение). А ты что здесь потеряла? Кто позволил тебе войти в мастерскую?

К р и с т и н а. Мне нужно поговорить с вами. Немедленно!

М а н о л е. Ты забываешься, девочка. Откуда ты взяла, что у меня есть желание разговаривать с тобой? Почему ты врываешься сюда без спросу?

К р и с т и н а (героически). Я пришла сказать вам, что никогда больше не увижусь с Тома и что…

М а н о л е (раздосадованно). Ну а мне что? Твое дело.

К р и с т и н а. И что я сделаю все, что вы захотите.

М а н о л е (после паузы). Подойди.

Растерянная Кристина делает два шага к нему.

Ты в своем уме, девочка? Что за странные сказки ты рассказываешь? И что ты себе позволяешь?

К р и с т и н а (растерянно, но готовая идти напролом). Вы сказали однажды, что для вас я… жизнь. Так я…

М а н о л е (разражается смехом). Я сказал это? (Приподнимает ей подбородок.) Ага, ты решила принести себя в жертву, не так ли? Кажется, шла речь, что ты будешь мне позировать.

К р и с т и н а (едва дыша). Да, маэстро.

М а н о л е. Хорошо, раздевайся.

Кристина испуганно глядит на него. Потом, смертельно побледнев, поднимает руку и расстегивает пуговицу на блузке.

(Хватает ее за руку и дает ей оплеуху.) Блаженная! Иди спать и выкинь дурь из головы. (Встает и направляется к своей скульптуре. Берет молот и долото. Не оборачиваясь.) Ты все еще здесь? Я занят.

К р и с т и н а (направляясь к выходу. В дверях). Прошу вас, простите меня, теперь я понимаю, что была ужасно смешной и бесстыжей.

М а н о л е (обернувшись к ней). Это неважно и со временем пройдет. Скорей, нужно чувствовать себя счастливой.

К р и с т и н а. Это правда. Но мне вас жалко. Вы так переменились и так печальны…

М а н о л е (вздохнув, скучающе). Излечу тебя и от этого. Но потом не надоедай мне больше. (Указывает на скульптуру.) Подойди и смотри.

Кристина подходит.

Если поймешь, что я сделал, догадаешься, что я уже по ту сторону и печали и жалости.

К р и с т и н а (зачарованная и испуганная, слегка пятится). На что глядят эти люди, что они увидали?

М а н о л е. Небытие, девочка. Смерть.

К р и с т и н а  взглядывает на него, издает сдавленный крик и бежит, оставив дверь открытой.

Гусыня! (Вновь идет к скульптуре, но, скрученный болью, хватается за сердце. Падает на стул, стонет.)

В дверь заглядывает  В л а д. Видит отца, но не отдает себе отчета в том, что происходит, или не хочет принимать этого во внимание. Осторожно проходит за спиной Маноле к скульптуре. Через некоторое время возвращается.

В л а д (настолько взволнован, что почти заикается. Подходит к отцу). Прости меня, отец! Я должен был увидеть ее! Потрясающее творение!

М а н о л е (во власти приступа, невнятно бормочет). Ампулу! (Показывает на куртку, висящую на гвозде.)

В л а д (только сейчас осознал серьезность положения). Что с тобой, папа, тебе плохо?

М а н о л е (хрипит). Ампулу!.. В кармане!

В л а д (бросается к куртке, достает ампулу). Что с ней делать, папа?

М а н о л е. Платок… Разбей… Скорее…

Влад разбивает ампулу в платок. Маноле хватает его и глубоко вдыхает запах лекарства.

В л а д (совсем потеряв голову). Позвать кого-нибудь? За доктором послать?

М а н о л е (делает отрицательный жест. Продолжает вдыхать, потом понемногу расслабляется). Воды, прошу.

В л а д (подавая стакан). Тебе легче?

М а н о л е (отвечает с большим запозданием, как человек, вернувшийся издалека). Пока да. По крайней мере могу дышать. (Пауза. Глядит на скульптуру.) Не успею закончить ее!

В л а д. Но она закончена, отец!

М а н о л е (глядит на него недоуменно и сосредоточенно). Что? Что ты сказал?

В л а д. Всякое добавление ее осквернило бы. (Благоговейно.) Какой ты большой скульптор, папа! (Возвращается к скульптуре.) Теперь я понимаю твои слова, что я ничего не знаю о мраке и почему предупреждал меня не плясать на канате. Каким глупцом я должен был тебе казаться с моими мелочными истериками и моим эстетическим шутовством! (Подходит к Маноле.) Но с этой твоей скульптурой случилось нечто: она ничего не потерпит рядом! Она — по ту сторону искусства и человеческого.

М а н о л е. Не ожидал от тебя таких слов.

В л а д (указывая на скульптуру). Она вынуждает меня произнести их. Вопреки моему сопротивлению. Это не человеческое творение, а противоположность его, средоточие паники, осязаемое отрицание. Сама смерть.

М а н о л е. Помоги мне подняться. Хочу ее видеть.

Влад помогает ему встать и подводит к скульптуре.

Как странно! Ты прав. Я не заметил, что кончил ее. Думал, что работы еще много. Но сейчас понял, однако, что полностью закончил ее. Словно лет десять назад. (Улыбается, потом улыбка переходит в почти жизнерадостный смешок.)

В л а д. Чего ты смеешься?

М а н о л е (указывая на скульптуру). Само уродство!

В л а д. Это шедевр!

М а н о л е. Как гигантская, вырванная с корнем и водруженная на постамент опухоль. (Вопросительно сыну.) Почему на постамент?

В л а д. Не понимаю, что ты хочешь сказать?

М а н о л е. Откуда такой шум? Невероятный шум, как водопад, ураган.

В л а д. Тебе чудится.

М а н о л е (внимательно прислушивается). Готово, теперь исчезло, прошло… Рассеялось… (Длинная пауза.) Какая ласковая тишина! Почему он не поет?

В л а д (испуганно). Кто не поет?

М а н о л е. Не пугайся, я не брежу. Никогда не было так ясно. (Трогает рукой голову, потом грудь.) И здесь… и здесь… (С улыбкой.) Так должна чувствовать себя женщина, которая родила чудовище. Очистившаяся, облегченная… и очень виноватая, стыдящаяся.

В л а д. Папа!..

М а н о л е. Молчи, Влад. Позволь мне поговорить с самим собой. Давно уж я не говорил со старым, вышедшим из моды каменотесом. Он был неглупый старик и с чувством достоинства. Ему не по нутру были умозрительные обоснования, претили непристойности. (Указывает пальцем на скульптуру.)

В л а д (робко). Я хочу у тебя кое-что спросить.

М а н о л е. Что ты сказал?

В л а д. Я хочу спросить тебя. Для меня это очень важно… После… (указывает на скульптуру) что можно еще создать? Что еще может быть потом? Не для тебя, но вообще, для художника.

М а н о л е. Ничего. Явно ничего не может уже быть после.

В л а д. Значит, тому, кто принял ее, не остается ничего другого, как бросить долото, упасть на землю и выть от ужаса. Как животное.

М а н о л е (после молчания). Но ее не нужно принимать.

В л а д (оторопев). Как? И это говоришь ты,