Книга Забытое слово - Оксана Николаевна Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам интересно?
– Да, конечно, – ответила я, и мне в самом деле было интересно, только не слушать эту абракадабру, а наблюдать за ним.
«Наверно, у него есть семья. Разумеется, есть. И дети. Пожалуй, даже не один ребенок. Как минимум два. Наверное, он очень верный муж, раз так увлечен работой. И очень умный – вон сколько всего знает. Интересно, сколько ему лет?.. Впрочем, я замужем. И он занят. Вот незадача! С первого взгляда первый раз в жизни мужчина понравился – и никаких шансов!»
Рушев говорил еще минут двадцать, потом сказал, что, когда я выйду на работу, сможет, если меня заинтересует, рассказать обо всем подробнее, а пока что он не будет злоупотреблять моим вниманием. Мы расстались до встречи.
На работу мне велели выходить с понедельника.
Коллектив состоял из девяти человек, не считая меня. Тут были две молодые лаборантки Катя и Маша: обе чуть старше меня, обе незамужние, изо всех сил делающие вид, что им это вовсе не нужно. Далее – два худеньких аспиранта Костик и Эдик, пытающиеся всем доказать, что они – Эйнштейны. Потом – начальник лаборатории Владислав Игоревич. Исследовательской деятельностью занимались три кандидата наук: Петр Викторович – неряшливый и рассеянный приземистый мужичок, Иван Петрович – крепкий, в теле, мужчина, проповедующий обливание холодной водой и утверждающий, что это ускоряет в голове вычислительные процессы, и Михаил Иннокентьевич – очень скрытный и молчаливый человек, осторожный во всяких вопросах. Отделом заведовал профессор Иванов Илья Исаакович.
Работа моя была непыльная и состояла преимущественно в распитии чая с Катей и Машей, умелой сортировке бумажек и их хранении.
В выходные к нам с Захаром пришли в гости Варька с Леней. Посидели, выпили. У всех «раскатало губу», и Захар с Ленькой побежали за спиртным, благо продавалось оно в любое время суток сколько хочешь граммов и литров любой расцветки – не то что во времена перестройки.
Варя, улучив момент, стала выспрашивать, как мне замужество.
– В принципе, не жалуюсь, – обняла я подругу. – Только вопрос, как надолго Захара хватит?
– Да что с ним случится, Надь?
– К маме своей убежит.
– Да он же тебя так любит! – погладила Варя мою руку.
Я встала, собрала пустые тарелки и открыла воду.
– Надь, ты мне скажи, – Варя подошла и выключила воду. – А ты его любишь?
– А ты как думаешь?
– Думаю, нет.
– Правильно думаешь. Я от отчаяния за него замуж вышла… Но ты пойми, Варя, он мне приятен, с ним можно жить, он к Даше хорошо относится. Только пластилин он. Своего характера не имеет.
– Надь. – Варя села напротив меня. – Вот между нами, девочками. Скажи, а ты вообще любила когда-нибудь? Мне кажется, ты вообще не знаешь, что такое любовь.
– А ты знаешь?
– Я знаю. Я много раз любила. В шестом классе Эдика любила. Потом Тарасов мне очень нравился, по ночам снился. Потом в десятом классе того, помнишь, очень любила. Леньку люблю. Он, кобель, шляется, а я без него жить не могу…
– Я не могу, Варя, как ты. Мне кажется, любовь бывает один раз. Какой-то писатель знаменитый сказал что-то наподобие «Любовь однажды заносится в кровь человека, и он живет ею. Если она исчезает, то все последующие чувства попадают в высохшие вены». Я, Варя, думаю, первая любовь Божьим перстом указана, все остальное – следствие из разных причин…
– Ну, ну… Ты ж у нас мудреная… Зубы заговариваешь, чтоб от вопроса уйти. Всегда ты так.
– Я любила.
– Андрея что ли?
– Нет, гораздо раньше. Я влюбилась в третьем классе в мальчика, который жил в моем подъезде, и любила его долго-долго. Может, и сейчас немного люблю.
– И? – подруга приняла выжидающую позу.
– И всё.
– Как всё?
– Всё. Я его любила, а он об этом не знал и не знает.
– Но почему?
– Варя, ты меня не поймешь. Он – идеал. Я сама его придумала. Если он на самом деле такой, как я о нем думаю, то я недостойна его и он не может меня любить. А если он не такой, каким я его себе представляю, – то зачем мне разочаровываться?
– Хоть зовут-то его как?
– Если Бог даст мне ребенка, я назову его именем. Тогда узнаешь.
– Ну и молчи как партизан, – Варя обиженно надула губы. – Про работу тогда новую рассказывай!
– Ой, Варя! – я присела на табуретку и прижала руки к подбородку. – Я с таким мужчиной познакомилась! Это настоящий мужчина, Варя, я таких еще не видела… – и поведала о Владиславе Игоревиче…
Новый 1995 год в новом коллективе прошел на «ура».
Раньше я думала, что интеллигентные отличаются от обычных смертных, а оказалось, они пьют водку точно так же, если не больше. И чудачат интереснее. Илья Исаакович, вероятно, это знал и потому, как только новогоднее «собрание» стало приобретать черты обычной пьянки, культурно покинул коллектив, пожелав всем дойти до дома. После этого Костик и Эдик дважды бегали в ближайший магазин, и все напились чуть ли не до полуобморочного состояния. Катя пугала умывальники в туалете, а Маша долго плакала по поводу неудавшейся личной жизни. Михаил Иннокентьевич, когда мероприятие и спиртное подошло к концу, никак не хотел ехать домой.
– Я ему говорю! – говорил Михаил Иннокентьевич кому-то о ком-то. – Я ему говорю: «Надо открыть малое предприятие, где будем производить качественно новый и… зо… ляционный материал!» А он мне: «Вы никогда не станете богатым!» Я ему: «Почему?» А он: «Вы, Михаил Иннокентьевич, мелко мыслите. Нет в вас масштаба! Сейчас надо мыслить широко: купи-продай!» Нет, вы понимаете, ку-пи-про-дай! Ку-пи-про-дай!..
Михаила Иннокентьевича насильно усадили в заказанное такси, так как жена его, то бишь Михаила Иннокентьевича, предварительно просила Илью Исааковича об этом.
Остальные разошлись своим ходом. Все, кроме Петра Викторовича: он напился до того, что уснул на экспериментальной установке, и разбудить его никто не смог.
В новогодние праздники мы с Захаром ходили по гостям, дарили и принимали подарки: моя бабушка была особенно нам рада, усматривая в Захаре все мое счастье.
После Нового года Захару прибавили зарплату, и мы стали жить сносно: более-менее питались, закурили «Монте-Карло» и даже записались в бассейн для поправки здоровья. Так как Даша не умела плавать, но хотела научиться, мы взяли абонемент и для нее. Правда, плавание с ней было мучением и комедией: она в спасательном жилете стояла ногами на метровой глубине бассейна