Книга Злость - Питер Ньюман

– Ты говоришь о ней так, будто она была человеком.

Нер слабо улыбается – максимум, на что способно ее неподвижное лицо.

– Правда? Она не была человеком. Я ее не понимала даже после многих лет работы на нее. Но по крайней мере тогда я знала, кто я и где, а это куда больше, чем есть у многих.

Она демонстративно смотрит на меч, потом на Веспер.

– Угу?

Они пересекают затененный двор под стеклянным взглядом гиганта. Щупальца тащат растерзанное туловище поперек их пути. Веспер и козленок даже не вздрагивают.

– Значит, наше маленькое представление тебя не одурачило?

– Сперва так и было, но… – Она тянется к козленку и гладит его. – Когда мы подошли ближе, то все стало ясно.

– Хм… Когда-то некротех питал его целиком. В те времена это было зрелищно.

Но постоянно происходила утечка сущности, и я так и не смогла полностью запечатать дыры.

Они приближаются к прислоненному к стене трапу. Нер всходит на него и разворачивает веревочную лестницу, бросая ее на ту сторону.

Веспер закусывает губу и спешит за ней.

Уже темно, звезды пробиваются сквозь меркнущую голубую пленку, практически не давая света. Высокие желтые стволы теперь кажутся серыми, стражи ворот – скрытой угрозой.

Веспер прислушивается, пытаясь понять, нет ли поблизости охотников, делающих то же самое. До нее доходят неопознаваемые звуки, крики ночных животных, движение и… что-то еще… чьи-то неистовые вопли.

Нер замедляется и останавливается.

– Я так понимаю, твоя подруга в той стороне?

Но Веспер не отвечает и мчится туда.

* * *

Внимание Самаэля привлекает бегущая фигура – слишком быстрая для животного, слишком плавная для машины. Знакомый соперник, один из многих – Заусенец. Внутри нарастает злость, и Ищейка лает, почувствовав настроение хозяина.

Задержка обошлась ему дорого, данное Очертанием преимущество истекло. Остается только отправиться в погоню. Он стартует, Ищейка не отстает, размахивая хвостом как кровавым флагом.

Он и Ищейка гонят Заусенца к вечно открытым воротам Нового Горизонта.

На расстоянии можно ощутить неповторимый характер города. Разрушенные башни припадают к ржавеющим стенам подобно толпе веселых пьяниц. Их обитатели, кажется, приходят и уходят согласно некоему неясному любопытному алгоритму. При взгляде издалека воображение может нарисовать более приятные иллюзии.

К сожалению, оба бегуна быстро преодолевают расстояние до города.

Память подкидывает горькие воспоминания, и Самаэль замедляется. Картинки исчезают быстрее, чем он успевает их переварить. Он останавливается, с прежним презрением оглядывается на город, скованный желанием уничтожать.

Заусенец продолжает бежать, увеличивая разрыв.

Но Самаэль не обращает внимания, он прибит к месту отголосками мыслей и чувств, он отключается от этого мира.

Заусенец все бежит, минует великие южные ворота Нового Горизонта и исчезает из вида.

Далеко позади Самаэля слышится какофония криков, рыков, отрыжек, хлопков и бахвальства. Их он тоже не замечает.

Что-то касается его брони. Прикосновения он не ощущает, но звук стучащего по металлу когтя привлекает его внимание. Ищейка сидит у его ног, неуверенно подняв лапу.

Он чешет его лохматую голову, пес скулит и поворачивается назад, головой указывая на фигуры вдалеке. Самаэлю не надо оборачиваться, ему хватает их общего зрения, чтобы увидеть новую опасность.

Образина и Вспятившая мчатся на полном ходу, близко друг к другу, но все же по отдельности. С одной стороны – разномастная шайка мускулистых узурпетов, несущих своего тщедушного лидера над головами. С другой – сгрудилось вокруг Образины и с болезненной любовью трется о него скопище омерзительнейших инферналей в бугристых оболочках грызунов и куриц, до срока выпрыгнувших из мертвых яиц.

Получив новый стимул, Самаэль снова срывается на бег, и вскоре шум преследующих инферналей теряется за диссонансом звуков города.

На улицах Нового Горизонта люди кучкуются в стаи или быстро уходят прочь, опустив головы и избегая зрительного контакта. У их кожи куда больше оттенков, нежели у их одежды: лиловые, зеленые, желтые, оранжевые и коричневые тела выделяются на фоне блеклой ткани. Многие лица украшены синяками. А цепи – физические и сущностные – связывают рабов с господами. Глаза Самаэля видят их всех.

Он здесь чужой, и они это знают. Ни инферналь, ни полукровка в том смысле, который им знаком. Они слышали о рыцарях-серафимах, а отголоски воспоминаний о рыцарях Нефрита и Пепла все еще мешают спокойно спать, но Самаэль попадает в обе категории, не принадлежа ни к одной из них и каким-то образом высмеивая обе.

Он – ничто, уродливая загадка.

В Новом Горизонте правила просты. Если сомневаешься – беги, прячься или умри.

И каждый, кто уже достаточно вырос и может думать своей головой, играет по этим правилам.

Для Самаэля это в новинку: он привык к презрению в свою сторону, но не к страху. Улицы пустеют перед ним, смышленые жители исчезают в своих убежищах, молодежь наблюдает из боковых переулков или из трещин в разрушенных домах.

До последнего державшаяся группка людей распадается при его приближении. Это торговцы мясом и людьми, жаждущие сохранить свои шкуры. На дороге они оставляют дрожащего раба. Шнурами они привязали его к металлической пике, и шнуры эти завязаны слишком сложными узлами, чтобы можно было быстро освободиться.

Самаэль игнорирует нытье и продолжает путь. В отличие от Ищейки, который останавливается и обнюхивает раба. Тот отползает за пику, веревки глубоко впиваются в шею, крепко его фиксируя.

Вокруг острых зубов скапливается слюна и капает толстыми густыми нитями. Полупес воет в унисон с желудком. Открываются челюсти, готовые перекусить тощую ногу.

Самаэль заворачивает за угол в конце главной улицы.

Поджав хвост, Ищейка с лаем мчится за хозяином, из открытой пасти туда-сюда болтается нить слюны.

Раб испытывает облегчение, но этот момент радости в наполненной отчаянием жизни длится недолго.

Не подозревающий о творящемся вокруг него балагане, Самаэль шагает дальше. Ни следа Заусенца, лишь улицы, полные нищеты. На сотнях лиц лежит отпечаток голода, повсюду обозленные взгляды и зачерствевшие сердца. Тощие тела забиваются в канавы, не в силах даже жаловаться. Вокруг них собираются облизывающие губы падальщики.

Самаэля окликает сутулая женщина, прося его остановиться.

Он ее игнорирует.

Она бросается перед ним, широко расставляя плоские ладони, сидящие на костлявых запястьях как карамельки на палочке.

– Кто ты?

Он отступает налево.