Книга Опасная ложь - Юлия Гетта

— Не надо. Забудь об этом. Я сам с ним разберусь.

— Но… — хочу возразить, и осекаюсь. Не этого ли я хотела ещё совсем недавно?

— Ложись, — приказывает он, указав движением головы на постель. — Света принесёт тебе что-нибудь, что поможет уснуть.

Он поднимается с постели, а меня буквально пронзает паникой от осознания, что он собирается уйти. Я хочу остановить его, хочу объяснить все, хочу просто поговорить…

— Я думала, это ты убил его, — слова сами собой слетают с губ, я не подбираю их, не пытаюсь удачно построить предложения, просто говорю. Говорю о самом главном. — Тогда в детстве, я помню, как вы ссорились. Орали друг на друга так громко. Он сказал, что ты всадил ему нож в спину. А потом этот подслушанный разговор в полиции, где говорили, что тебе это было выгодно, и еще Захаров…

— Хватит, Алена, — обрывает он меня. — Я уже понял. Тебе надо успокоиться, отдохнуть. Просто поспи.

Меньше всего на свете мне хочется спать. А еще меньше — чтобы он сейчас ушел. Я готова умолять его остаться, побыть со мной хотя бы еще немного, но не могу. Язык будто к небу прилип и не хочет шевелиться. Все тело не хочет шевелиться. Застыло неподвижной статуей, и я могу только смотреть. Как он отходит от кровати, наклоняется и подбирает с пола свою футболку. Как забирает обе папки, принесенные мной, и уходит. Открывает дверь и шагает в неё, даже не обернувшись. А потом закрывает, и я остаюсь одна.

Сижу минуту, другую, дольше. Пока мышцы не начинают отказывать от напряжения. Медленно опускаюсь вниз, укутываюсь в одеяло и сворачиваюсь клубком. Подкладываю под голову подушку, оставленную им.

«Не надо Свету, никого не надо» — становится последней мыслью ускользающего в сон сознания.

28

Когда я просыпаюсь, за окном уже начинает темнеть. Очень хочется есть, но это неудивительно — похоже, я проспала весь день. Поразительно, как мой организм может отключаться так надолго в то время, когда в душе происходит полный переворот. Наверное, это такая защитная реакция, чтобы хоть немного восстановить силы после стресса, не только физические, но и моральные.

Я зеваю и потягиваюсь. Все тело сладко ноет после вчерашнего, низ живота тянет, мышцы ног откровенно болят. В голове проносятся картины прошедшей ночи, и лицо тут же начинает гореть огнем. И не только лицо, в груди тоже невыносимо печет. Как же это было… Безумно. Горячо. Порочно. Страстно. А потом… потом был полный треш. И его объятия… Такие крепкие, надежные, нежные… Как же хорошо мне было в его руках. Спокойно. Могла ли я подумать, что однажды буду испытывать подобное рядом с Баженовым?

Он не враг. Этот факт до сих пор не укладывается в моей голове. Как я могла так сильно заблуждаться на его счет? Как?! Сейчас все кажется таким очевидным… Захаров, сука, чтоб он сдох!

Дядя Костя…

Усмехаюсь, вспоминая его ошалевший взгляд после этих слов. Да, дядя Костя, не ожидал ты такого. А я взяла, и свалилась на твою голову, дура. Но и ты тоже хорош. Говорила ведь, что не хочу… Но я не жалею, ни капли не жалею, что узнала, какой ты. Мой горячо любимый в детстве дядя Костя. Надеюсь, что и ты не жалеешь об этом. Нам было хорошо вместе, и я видела, знаю, что ты тоже охреневал, насколько. Только вот… Вряд ли после такого я снова смогу быть с Беном, или кем угодно еще… Слишком уж ты хорош, дьявол. И ты помнишь меня. Помнишь, хоть и не узнал…

Господи, что же будет с нами дальше?

Резко перемещаюсь в сидячее положение на постели и отрицательно кручу головой. Нет. Ничего. Ничего не будет.

Он сказал, что сам разберется с Захаровым. Папа доверял ему даже несмотря на их разлад, и я доверюсь. Он сделает все, как надо. А я вернусь в Лондон, доучусь, и буду жить своей жизнью. Попытаюсь стать счастливой, как обещала папе…

Надо поговорить с ним. Извиниться за все, сказать спасибо. И еще раз попросить помочь с документами и билетом на самолет до Цюриха.

Решено. Так я и сделаю. Но сначала надо привести себя в порядок.

Иду в душ, кое-как прикрыв за собой дверь с выбитым замком, долго разглядываю в зеркале свое обнаженное тело с лиловыми отметинами на бедрах от его пальцев. Щеки снова горят, а сердце заходится в приступе тахикардии от очередной неконтролируемой волны воспоминаний. Представляю, как буду смотреть ему в глаза сегодня, и грудь сводит стыдливым спазмом. Не на равных были мы вчера. Ведь он не знал, кто я на самом деле, а вот я все знала. Повел бы он себя по-другому, если бы знал? Что-то подсказывает мне, что да. Повел бы. Если бы он знал, кто я, все было бы совершенно иначе между нами. Точнее, ничего бы не было. Вообще.

После душа сушу волосы феном, надеваю джинсы и футболку, наношу на лицо увлажняющий крем, и в очередной раз подавляю желание сделать макияж. Это лишнее. Точно лишнее.

Навожу порядок в комнате, после чего подключаю телефон и пытаюсь позвонить Свете, но абонент оказывается недоступен. Повторяю попытку несколько раз, но получив такой же результат, решаю прогуляться по дому самостоятельно.

Так даже лучше, общаться с «мигерой» сейчас нет никакого желания. Но когда я выхожу из комнаты, едва ли не сразу натыкаюсь в коридоре на огромного мужика в строгом чёрном костюме.

— Здравствуйте… — растерянно бормочу, разглядывая его суровое лицо.

— Добрый вечер, — бесстрастно отзывается он.

Замечаю в его ухе наушник, и делаю вывод, что это секьюрити. Кажется, в доме Баженова новые правила.

— Я могу пройти? — осторожно уточняю, решив, что меня могли ограничить в передвижениях, но получаю утвердительный ответ, и с облегчением выдыхаю.

Прохожу мимо и вскоре попадаю в гостиную. Здесь тоже стоит охранник, отличающийся от предыдущего лишь чертами лица и цветом коротко-остриженных волос. Баженов что же, после нашего разговора решил расставить конвой по всему периметру?

Додумать эту мысль не успеваю, мне на встречу выходит молодая темноволосая женщина в элегантном брючном костюме, на её губах застывает вежливая улыбка.

— Добрый вечер, вы должно быть, Алена? — здоровается она, поравнявшись со мной.

— Да…

— Меня зовут Елена. Я личный помощник Константина Владимировича. И временно присматриваю за домом по его просьбе.

— Очень приятно. А где Светлана?

— Светлана здесь больше не работает. Вы должно быть, голодны?

— Да, — сдержанно киваю я, в очередной раз удивляясь. — Голодна.

— Мне сказали, что вы предпочитаете есть в своей комнате. Принести ужин туда или накрыть в столовой?

Ну да, как же, предпочитаю. Интересно, а о том, что эти предпочтения мне были продиктованы хозяином дома, ей не сказали?

— А Константин Владимирович дома? — интересуюсь, проигнорировав ее вопрос.

— Нет, он уехал ещё утром.

Отчего-то мне моментально становится дико неловко и неуютно находиться в этом доме среди чужих, совершенно незнакомых людей. Хочется скорее вернуться в спальню, закрыться там, и никого не видеть больше.