Книга Мечта о Просвещении - Энтони Готтлиб

Как бы отнесся этот «богопьяный» человек к своим интеллектуальным потомкам? Многие из них открытые атеисты, и, хотя атеизм сегодня не клеймят в экономически развитых странах, за исключением Соединенных Штатов, трудно представить себе, чтобы Спиноза был так уж рад принять его. Среди традиционно приписываемых Богу качеств в его философии наиболее важны качества самой Вселенной. Бог не вымышлен, Он повсюду вокруг нас. По общему признанию, Бог Спинозы столь отличен от иных, что можно сказать, будто, сам того не сознавая, Спиноза был атеистом, хотя, несомненно, считал, что верит в Бога.

Иногда говорят, что рождение иудаизма стало настоящим интеллектуальным прорывом в сравнении с большинством ранних религий, поскольку пантеон богов сократился до одного Бога. В этом смысле Спинозу можно считать продолжателем дела своих далеких иудейских предков: он работал над той же задачей и свел дуэт из Бога и мира в одно целое.

Глава 4

Философия для британцев
Локк

Джон Локк поздно начал заниматься философией. Он родился в том же году, что и Спиноза, но его становление в качестве самобытного мыслителя еще только начиналось, когда Спиноза умер в 1677 г. Однако первые 45 лет жизни Локка вовсе не были праздными. Он немного преподавал в Оксфорде, работал ассистентом в химической лаборатории Роберта Бойля, практиковался в медицине, стал секретарем Совета по торговле, а также занимал другие должности в правительстве, путешествовал как дипломат, написал конституцию для американской колонии Каролина и увяз в интригах своего покровителя и работодателя, графа Шефтсбери, который был ведущим политиком при дворе Карла II.

Лишь когда Локку исполнилось 57 лет, он опубликовал свои основные работы: «Опыт о человеческом разумении», «Два трактата о правлении» и «Послание о веротерпимости», которые вышли в 1689 г. За свою долгую жизнь Локк писал на многие темы: о монетаризме, о толковании Священного Писания, об образовании и лекарственных травах, – но помнят его именно за произведения 1689 г. Иногда их причисляют к самым влиятельным работам Нового времени. «Второй трактат о правлении» был источником вдохновения не только для Французской революции, но в равной мере для американской конституции и Декларации независимости. Томас Джефферсон, главный автор Декларации, писал: «Что касается общих принципов свободы и прав человека… доктрины Локка… и Сидни [британский политик и писатель] … могут считаться в целом одобряемыми нашими добрыми гражданами»[373]. Джефферсон, скорее, преувеличивал влияние Локка на своих собратьев-революционеров. В наши дни британские ученые в основном скептически относятся к представлению, будто идеи Локка оказали большое влияние на американскую революцию, более восторженно к нему относятся американские авторы. Но уважение к политическим работам Локка со стороны интеллектуалов подтверждается тем фактом, что роялистские оппоненты Джефферсона также признавали их.

«Опыт о человеческом разумении» был удостоен еще больших похвал. Прогрессивные мыслители XVIII в., особенно во Франции, провозгласили сочинение философским эквивалентом «Начал» Ньютона, опубликованных в 1687 г. Ньютона и Локка часто называли близнецами-пророками Просвещения, библией которого была французская «Энциклопедия» (1751–1772). Жан Д’Аламбер, один из редакторов «Энциклопедии», выразил убеждение своего века, когда объявил, что «распознана, разработана и усовершенствована истинная система мира»[374]. Эта «истинная система» состояла прежде всего из физики Ньютона и философии Локка, в частности описания Локком работы ума.

В последующие века привлекательность Локка стала менее интернациональной. Теперь в нем видят иногда основоположника движения, идеи которого приемлемы для британцев, возможно, для большей части англоязычного мира, но, конечно, не для французов или немцев, чьи интеллектуальные интересы часто расходятся с интересами их англоговорящих коллег. Сегодняшние потомки Вольтера обычно не разделяют высокого мнения своего праотца о Локке и его убежденности в общем превосходстве британского образа действий, которую выражал Вольтер, противопоставляя Локка и Декарта. Гегель неодобрительно отмечал, что в работах Локка «нет и следа размышлений». Гегель предположил, что, в отличие от немцев, британцы не способны объяснить разницу между возвышенной философией и естественными науками. Следуя его примеру, многие немецкие мыслители с начала XIX в. едва ли признавали Локка философом.

В эссе одного ученого XX в. была искусно обобщена интеллектуальная традиция, первым великим представителем которой был Локк:

Для нее характерна тенденция руководствоваться здравым смыслом, присущим простым людям, избегать возведения парадокса в глубокую истину, без особой суеты принимать реальность внешнего мира, о котором наши чувства сообщают нам, и отводить разуму роль верховного арбитра. [Она] как правило, ответственна за новые открытия в науке. [Это] также метод философии, который процветает благодаря коммуникации и дискуссии и не ожидает, что истина придет мгновенно (если когда-либо придет), и довольно низко оценивает претензии единичного гения и умозрительные размышления об основополагающих вопросах. Она ценит хороший стиль, определенную бодрость духа, юмор и радости общественной жизни в сочетании с чувством ответственности за всеобщее благополучие[375].

С конца XIX в. такой философский склад ума был известен как британский эмпиризм. Нечто подобное можно найти уже в работах Уильяма Оккама (ок. 1285–1349) и Гоббса; более поздние примеры включают Юма в XVIII в., Джона Стюарта Милля в XIX в., Бертрана Рассела и А. Дж. Айера в XX в. Но именно Локк наиболее ярко воплощает добродетели практичности и здравого смысла, которые сейчас рассматриваются как типично британские. Он даже интересовался садоводством.

На первый взгляд работы Локка проще и понятнее, чем сочинения многих других философов, что стало одной из основных причин, почему они быстро завоевали широкую аудиторию. Однако немало споров продолжается о том, что именно Локк пытался донести в этой простой форме. Гилберт Райл, оксфордский философ, скончавшийся в 1976 г., вспоминал случайный разговор о Локке, который однажды состоялся между ним и Бертраном Расселом. Собеседники сошлись на том, что «Локк оказал бóльшее влияние на весь интеллектуальный климат человечества, чем кто-либо еще со времен Аристотеля». «Но что именно он сделал?» – задавался вопросом Райл.

Рассел… предложил, под влиянием момента, ответ, который меня не удовлетворил. Он сказал: «Локк говорил от имени здравого смысла». Почти не задумываясь, я нетерпеливо ответил: «Я думаю, что Локк изобрел здравый смысл». На что Рассел отреагировал: «Боже, Райл, я думаю, что ты прав. Ни у кого не было здравого смысла до Джона Локка – и никто, кроме англичан, никогда его с тех пор не имел».