Книга Алтарь Святовита - Алексей Борисов

Пнувший меня датчанин, оставшись один, видя, что ничего хорошего не светит и подмоги уже не будет, выругался и, успешно отразив несколько выпадов Стурлассона, бросил топор на палубу, поглядывая на валявшегося без движений Ларса.

– Ваша взяла, ― произнес воин, пятясь к борту, ― дайте ярла похоронить.

Покорно подставив руки под веревку, датчанин дал себя связать. Видимо, что-то связывало его с Ларсом, но выяснять, что именно, времени не было. Шнеку с венецианцами относило течением, а мы двигались в противоположном направлении, каждую минуту отдаляясь все дальше от заветного приза. Подобрав винтовку с палубы, я подошел к Собольку, который как ни в чем не бывало стоял уже у штурвала вместе с кумом.

– Спасибо, ― сказал я, пожимая ему руку, и перевел взгляд на его родственника. ― Игнат, надо к тому суденышку подобраться. Да так, чтобы два десятка аршин между нами было. Сделаешь?

– Легко, ― ответил Игнат.

Спустя некоторое время «Марта» подошла на расстояние двух корпусов, почти вплотную, к вымершему кораблю. Взобравшись на мачту, юнга сообщил, что на судне есть живые люди, и они затаились на корме, промеж бочек и рундуков.

– Ваня, сколько их там? ― спросил я у зуйка.

– Много. Больше чем нас. У них самострелы. Народу побитого ― тьма.

Брать судно на абордаж было равносильно потере половины своего поредевшего экипажа, если не больше. Кеч пошел на сближение с противником, расходясь левым бортом, и когда до вражеского корабля оставались считанные метры, я дернул за общий шнур и зашвырнул в шнеку связку из трех дымовых гранат РДГ-П. Клубы дыма быстро растеклись по судну. Жуткая резь в глазах и страх задохнуться заставил спрятавшихся венецианцев позабыть обо всем на свете и искать спасения в морской воде. Троих пловцов я подстрелил, а когда дым стало сносить в нашу сторону, пришлось отойти чуть дальше.

Пора было заняться ранеными. Датчанина, зарубленного Снорькой, трогать было бесполезно. Лежа в луже крови, он уже не подавал признаков жизни. Зато Ларс, после того, как с него сняли помятый шлем и окатили водой – пришел в себя. Агап связал ему руки и ноги, перенес на бак «Марты» и положил рядом с тремя нашими погибшими ребятами. Второго пленника разместили там же.

Выждав с полчаса, наш кеч пришвартовался к венецианской шнеке. Дым из гранат уже развеялся, зато невыносимый запах химии даже не собирался улетучиваться. Нацепив мокрую марлевую повязку на лицо, я перелез на захваченный корабль. Картина предстала ужасная. «Лимонка» взорвалась почти по центру судна, убив многих гребцов и ранив большую часть экипажа. Доспехов на людях не было, и каждый осколочек нашел свою жертву, не встречая никакого препятствия. Все было забрызгано кровью и блевотиной, плавающей на поверхности, просачивающейся через днище воды. И именно благодаря ей, устроенный дымовыми гранатами пожар не наделал беды. Добравшись до заваленной палатки, я обнаружил там двух человек, вцепившихся в сундук. И здесь похозяйничала смерть. У дальнего ко мне из глаза торчал кинжал с изящной рукоятью, а ближний был поражен арбалетным болтом в спину. Стало быть, между ними произошло недопонимание. «Что ж, ― подумал я, ― побольше бы таких противников, режущих самих себя».

– Снорька, Агап! – крикнул я. – Давайте сюда, помогите мне.

Перенеся на «Марту» все ценное, Игнат вместе с сыновьями подожгли ворох тряпья на шнеке и оттолкнули баграми обреченный корабль. Так и не загоревшись, он вскоре затонул, заметая следы недавнего боя. Теперь можно было перевести дух и осмотреть трофеи. Два ларца и три одинаковых с виду тяжелых сундука, обитых по углам толстой кожей и запиравшихся навесными железными замками. Найденные на одном из трупов ключи подошли практически идеально. Только с последним пришлось повозиться. Агап притащил из трюма зубило, разрубил петли и вскоре стал вынимать на разложенный брезент сокровища. В первом сундуке находились серебряные слитки, навскидку общим весом где-то в четыре пуда. Во втором обнаружились две довольно хорошие кольчуги, два галльских шлема с позолотой и пара коротких мечей с красивыми перевязями из красной кожи. В третьем лежали мешочки с камедистой смолой – миррой, а на самом дне – восемь кошелей в виде колбасок с золотым песком и четыре с монетами византийской чеканки. Самым ценным из всех трофеев оказался перстень с большим рубином чистой воды. Его нашел Снорри, когда выдергивал кинжал из трупа венецианца, лежавшего на сундуке. Не удовлетворившись дорогим стилетом, свей обыскал тело, и чуть ниже живота обнаружил подвязанный мешочек, из которого и извлек предмет ювелирного искусства. Помимо этого, экипаж «Марты» стал обладателем дюжины рулонов шелка и целого вороха лисьих шкур. Не считая всякой мелочи, найденной у погибших, в том числе оружия, добыча не выглядела сверхбогатой. Оставалось распаковать шкатулки.

Два ларца, оклеенных пластинками из пожелтевшей слоновой кости, крышки которых украшали выложенные самоцветами кресты, сами по себе представляли немалую ценность, но как я их ни осматривал, механизма запора – не обнаружил.

– Шкатулка с секретом, ― пробормотал я, нажимая поочередно на каждый камушек.

Вскоре раздался звук щелкнувшей пружины, и крышка сместилась немного вправо. Внутри лежал мизинец пальца человека, отлитый из свинца. Вернее, свинцовым был лишь футляр, так как, рассматривая предмет пристальнее, я обнаружил едва заметную щель. Во втором ларчике, открывшемся аналогично первому, лежал кривоватый гвоздь, обернутый в золотую фольгу и кусок льняной ткани. Видимо, это и были те реликвии, которые желал заполучить Ермоген. Оставив шкатулки в покое, я обратился к экипажу.

– Свои доли от добычи все получат в Самолве. А сейчас мы обязаны воздать последние почести нашим погибшим.

Вечером на острове Кихну, выбрав место на возвышенности, мы похоронили трех новгородцев в братской могиле. Погибших поминали невдалеке от холма, расположившись на песке уютной бухты. Агап рассказал о каждом из почивших ушкуйников, сожалея, что совсем молодые ребята не успели обзавестись семьями и продлить свой род. Но потом вдруг поведал несколько смешных историй, и вечернюю тишину нарушил дружный хохот. Славяне радовались. Веселье символизировало победу жизни, противопоставляло торжество мира живых над миром умерших. В этом и заключалась суть тризны.

– Вот, помню, Славка очень яблоки любил. Так я ему поясок потуже затянул. Как там, ― Агап показал пальцем в небо, ― яблоки раздавать будут, так он их за пазуху и положит. Не вывалятся.

– А я Балде топор его положил, ― сказал Игнат, ― помните, как он хворост рубил, да клинушек не проверил?

– Да уж, ― рассмеялся Сулев, ― я тогда, бать, еле от того топора увернулся. Стоит Балда с топорищем и понять ничего не может, как это так произошло?

– Теперь не слетит. Клинушек там железный.

Страва[39] по погибшим закончилась к закату. Выставив караульного, мы со Снорькой залезли на корабль и стали допрашивать пленных датчан. Сделано это было умышленно. Посаженные на цепь пленники решили, что пробил их последний час и вскоре их поведут на тризну, где и убьют. Вопрос меня интересовал только один, и связан он был с количеством груза, перевозимого венецианцем. Если караван разделился, то где же сундуки с двенадцати телег? И ответ на мой вопрос я получил сразу же, когда Стурлассон поднес острие ножа к глазу пленника.