Книга Я бы на твоем месте - Евгения Пастернак

И это был приговор.

– Ты просто не понимаешь, что значит работать. Ты просто не видишь, как пашет твоя мать. Ты думаешь, только в балете так? Нет, балет просто макет жизни. Те, кто работает, в первой линии, остальные – в кордебалете.

– А талант? – пискнула Жанна.

– А если талант, – отрезала бабушка, – ты должна пахать втрое больше, потому что с тебя вообще другой спрос.

И бабушка посмотрела на папину афишу, на ту, где он с огромными крыльями летит к солнцу.

Следующий месяц Жанна не поднимала головы. Она отрабатывала четыре пропущенных занятия и пыталась восстановить доверие бабушки, которая с ней почти не разговаривала. Смягчилась бабушка только после того, как ей позвонил сам Борис Аронович и попросил дать Жанне возможность отдохнуть. И похвалил. Сказал, что она работает уже наравне с выпускниками.

– Хорошо, – сказала бабушка в трубку, а потом добавила уже для Жанны: – Хорошо, девочка, я прощаю тебя. Но пусть это послужит тебе уроком.

Жанна разрыдалась от облегчения.

2026

Чем дальше Настя жаловалась на жизнь, тем интереснее становилось Жанне. Раньше они общались исключительно по-соседски: рассказать друг другу, что во дворе неудобно парковаться, съездить вместе в гипер за продуктами и выпить там чашку кофе, обсудив попутно все окрестные магазины.

Жанне казалось, что Настя вполне адекватная молодая женщина.

Фекла тяжело, как умеют только младенцы, вздохнула. Жанна чмокнула ее в макушку, положила поаккуратнее головку на подушку и расслабила свою руку. Ребенок спал без задних ног. В принципе, Феклу уже давно можно было бы переложить в кроватку и уйти. Но в Жанне проснулось простое человеческое любопытство.

Слово за слово Жанна выяснила, что произошло. Оказывается, бабушка Феклы приезжает к Насте каждый день и сидит с внучкой с утра до ночи. Это многое объясняло.

Мама приезжает, потому что Настя работает.

– Я же не могу так просто сидеть, нужно что-то делать! – гордо сказала она.

Правда, на вопрос, что именно она делает, Настя толком ответить не смогла. Какой-то сайт для какого-то проекта какого-то управления не то психологией менеджмента, не то менеджмента психологии.

Сайт Настя продемонстрировала на телефоне, честно признавшись, что мобильная версия пока не работает. Но понятнее не стало.

– Еще куча проблем, – пожаловалась Настя, – но я же не железная, мне же нужно и отдыхать! Паша на работе или в командировках, он там развлекается, а я?! Я же не могу весь день только работать. Я просто хотела пойти с подругами в кафе, что здесь плохого?

– Ничего, – сказала Жанна.

– Вот и я говорю – ничего. А мама мне все это устроила исключительно для того, чтоб я почувствовала себя виноватой. Она продуцирует во мне чувство вины, понимаешь?

Жанна кивнула. Ей про вину можно было не рассказывать.

1997

На выпускной Жанна не собиралась. В классе ее не любили, считали зубрилкой и заучкой. И завидовали звездности отца. Сама Жанна добавляла к этому списку свое уродство. Она с детства усвоила, что неполноценная, ходила ссутулившись (даже балетная семья не могла с этим ничего сделать) и поглядывала на мир из-под длинной челки.

Но папа привез из Австрии такое безумно умопомрачительное платье, что Жанна сдалась. Она захотела хоть раз в жизни быть самой красивой, как невеста на свадьбе. А в этом платье даже она выглядела принцессой. Плечи сами распрямились, подбородок поднялся, и – о чудо! – обнаружилось, что у нее есть самая настоящая грудь. Пусть не такая шикарная, как у некоторых одноклассниц, но и не пустое место. В порыве воодушевления Жанна на сэкономленные карманные деньги сходила в парикмахерскую. Вернулась не то чтобы с прической, но без челки.

И не зря! У пацанов поотваливались челюсти, а Вадик-самбист подошел и ткнул пальцем в плечо:

– Жанка, ты?

– Нет, – нагло улыбнулась она. – Моя сестра-близнец!

Когда начались танцы, ее приглашали наперебой. Одноклассницы смотрели с неприкрытой ненавистью, которая грела даже больше, чем внимание одноклассников. Жанне казалось, что она гусеница, которая превратилась в бабочку. Она обнаглела настолько, что попросила очередного кавалера:

– Жарко! Принеси сока, пожалуйста.

Кавалер вернулся со стаканчиком, почему-то хитро ухмыляясь. Жанна выпила залпом и чуть не поперхнулась:

– Это что, водка?

– Жанка, ты вообще дикая! – поразился одноклассник. – Вино это! Хорошее! Я у бати из бара стащил!

И вдруг Жанне стало весело. Она наклонилась к уху кавалера и прошептала:

– А еще осталось?

Она не помнила, как и почему оказалась с глазу на глаз с Вадиком в городском парке. И Вадик почему-то по-хозяйски обнимал Жанну за плечи.

– А ты куда будешь поступать? – спросил он. – В Москву, конечно?

– Почему в Москву?

– Ну… ты ж у нас гордость школы. Медалист и олимпиадница.

– В наш универ пойду, – вздохнула Жанна. – На экономический.

– Это типа бухгалтером? – хмыкнул Вадик.

– Это типа экономистом, – обиделась Жанна.

– А разница?

Жанна не смогла ответить, потому что рука Вадика вдруг оказалась ниже ее плеч. И даже ниже талии.

– Я в том смысле, – продолжал Вадик, – что странно… Такая девка красивая – и бухгалтер… То есть экономист.

Жанна вообще перестала что-то соображать. «Девка»? «Красивая»? И еще эта наглая рука, которая так ловко примостилась…

– А знаешь! – сказала Жанна. – Не пойду! Это мама с бабушкой меня туда суют! А я не хочу! Я дизайнером буду! Это типа художником!

– Да я знаю, – обиделся Вадик. – Не дремучий! А чего будешь дизайнерить?

И, не дожидаясь ответа, крепко поцеловал ее в губы.

Они шатались по городу до рассвета. Жанна болтала и целовалась, целовалась и болтала без остановки – лишь бы не вспоминать, что сказала ей напоследок бабушка.

«В пол-одиннадцатого ты должна быть дома».

Поднимаясь к себе на этаж, Жанна повторяла про себя: «Я уже взрослая! Мне скоро восемнадцать! Я не рабыня и не заключенная! Я имею право!»

Но у двери пыл угас. Она постаралась открыть дверь как можно тише – и наткнулась на соседку тетю Дашу, которая дремала в кресле в прихожей.

– Ой, Жанночка! – забормотала она, просыпаясь. – Наконец-то! Софью Павловну на скорой увезли. Инфаркт.

* * *

Сначала все было очень страшно, но не безнадежно. Бабушка находилась в полном сознании, разговаривала и даже шутила. С медперсоналом шутила. На Жанну она посмотрела лишь однажды и так, что Жанне сразу захотелось умереть.