Книга Плохие девочки не плачут. Книга 3 - Валерия Ангелос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я дебил, — шумно втягивает воздух, вдыхает аромат моих волос. — И знаешь, это не так плохо. Пожалуй, даже приятно.
— Нет, — протестую поспешно. — Другое повтори.
— Что? — интересуется вкрадчиво.
— Ну, ты понял, — заявляю с нажимом. — Давай. Хотя бы еще разок. Я заслужила и больше, если честно. Слишком долго подобного откровения дожидалась.
— О чем ты? — неподдельное удивление, изумленно выгнутые брови.
— Слушай, — хмурюсь. — Я ведь никогда не понимаю с первого раза. Я и после десятого объяснения редко что понимаю. Поэтому просто сделай над собой усилие и повтори красивое признание опять.
Насмешливо хмыкает.
Вот скотина.
— Стоп, — начинаю заводиться. — Неужели зря диктофон включала? Давай. С чувством, с толком, с расстановкой. Иначе о чем тогда поведаем потомкам?
Фон Вейганд прижимается губами к моему лбу. Чмокает. Легонько. С долей издевки. Тонко намекает на зарождающееся безумие. Как бы советует расслабиться и ценить мелочи жизни, не требовать большего. Смириться и обтечь.
Ха. Нет. Никогда. Не на ту напал. Дожму даже мертвеца. Хитро. Коварно. Филигранно расколю абсолютно любого, пусть самого стойкого свидетеля.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — выдаю скороговоркой, цепляюсь за широкие плечи, ногтями впиваюсь и царапаю. — Прошу. Скажи, скажи, скажи. Я тебя умоляю. Уж лучше по-хорошему признайся. Я же все равно не заткнусь.
Шах и мат. Фирменный метод. Запатентованный. Отмеченный мировыми экспертами. Обращайтесь — обучу лично. За пару жалких миллионов евро. Короче, за бесценок.
В общем, я канючу как умею. Готовлюсь довести до инфаркта нытьем. Повторяю мольбы по кругу и щедро сдабриваю показными рыданиями.
Хранит молчание. Вот сволочь. Крепкий орешек.
Ну, ничего. Я и не таких на чистую воду выводила. Тут главное — быстрота и натиск, безграничное тупое упрямство.
Ох, он еще запоет. Как миленький. В любом случае.
— Помнишь, предложил секс прямо посреди прокатного цеха, — проявляю спонтанность, уперто пикирую противника первыми пришедшими на ум фразами. — Зажигательный грохот металла, задорные огни стана. Эротичные каски, соблазнительная спецодежда. Пьяные бригадиры, грязища вокруг. Казалось бы, сплошная романтика. Как же тут от разврата откажешься. Но даже тогда я тебе не сразу поверила, усомнилась в счастье.
— Помню, — усмехается. — Ты обернулась, будто другую женщину позади искала.
— Не жалеешь? — впиваюсь пристальным взором, прожигаю насквозь. — Выбор вышел сомнительный. До сих пор теряюсь в догадках, чем умудрилась пронять. Не красавица. Умом блистаю исключительно по праздникам. Очарование зашкаливает. Однако в целом весьма заурядный экземпляр. Для шефа-монтажника может и пойдет. А вот для барона, миллиардера, хозяина мира едва ли дотянет.
— Жалею, — в черных глазах безумствуют бесы. — Жалею, что затянул с приглашением. Не поддался рефлексу в первый же день.
— А чего ты хотел? — вопрошаю чуть слышно, закусываю губу.
— Намотать твои волосы на кулак, поставить на колени и выдрать в глотку, — скалится, жадно буравит горящим взглядом. — Вытрахать весь твой мозг. Выеб*ть.
— Алекс, — выдыхаю сдавленно.
Упираюсь ладонями в его мускулистую грудь. Трудно понять, чего хочу. Притянуть или оттолкнуть. Разорвать контакт. Прильнуть.
Я под ним. Распятая. Распахнутая. Ноги раздвинуты. Спина выгнута. Покорная рабыня готова к употреблению. Бери. Владей.
Почему медлит? Ждет согласия?
— Да, — роняю сдавленно, судорожно втягиваю воздух и, захлебнувшись кислородом, закашливаюсь от волнения, прочистив горло, прибавляю тверже: — Давай.
Ухмыляется. Слегка. Уголками губ. Едва уловимо. Тень веселья тает. В момент. Уступает победный трон голодному оскалу.
Глаза пылают. На дне взора таится густой сумрак. Тьма затягивает. Вовлекает. Увлекает. Внутрь. Вглубь. В зияющую бездну.
Огонь. Лед. Дикая стихия. Губительная. Обжигает дьявольским пламенем. Потому и манит. Искушает.
Неизбежно. Необратимо. Неукротимо. Против всех существующих на свете заветов. Против всяких законов логики.
Мы. Вдвоем. До скончания веков.
Наша история. Вызов богам. Наша история. Насмешка судьба. Досадный промах. Ошибка, которую никогда не исправить. Проклятая спираль.
То чувство, когда тебе вонзают нож в спину. Четко. Точно. Между ребрами. А ты оборачиваешься, улыбаешься и протягиваешь руки, чтобы заключить в объятья.
То чувство, когда в тебя разряжают полную обойму свинца. Стреляют на поражение. Выжигают. Уничтожают без жалости. А ты подставляешь окровавленные губы под поцелуй.
То чувство, когда хоронят живьем. Заколачивают гроб, загоняют под землю, засыпают намертво. Отнимают надежду, вырубают на корню. А ты выбираешься. Обдираешь до мяса свои кулаки, сдираешь костяшки, уродуешь пальцы, но выползаешь, выгрызаешь путь с того света, возвращаешься к своему единственному хозяину и господину, только чтобы прикрыть его собственным изувеченным телом.
То чувство, когда нечем дышать. То чувство, когда пульс обращается в камень. То чувство, когда мир теряет звуки и краски, окончательно и бесповоротно лишается смысла.
Холст бесцветный. Холодный. Нет. Мертвый. Ледяной.
То чувство, когда…
Без тебя.
Пусто.
Нет ничего. Никого. И даже Вселенная сдается. Рушится, распадается по фрагментам. Обращается в бесполезный вязкий пепел.
— Алекс, — шепчу практически беззвучно. — Я… Я тебя…
Не позволяет договорить. Не разрешает вымолвить ни единого слова. Крадет дыхание очередным одержимым поцелуем.
Как же он голоден. Бешено. Отбрасывает пропитанную морем рубашку. Сдирает нижнее белье, раздирает в клочья. Резко. Грубо. Без предупреждения. Клеймя мою бледную кожу красными полосами.
Губы прижимаются к горлу. Алчно. Жестко. Цепеняще. Отправляя волны морозной дрожи по всему телу. Пальцы сдавливают бедра, впиваются в плоть, безжалостно и беспощадно. Вынуждают покориться, податливо прогнуться, открыться гораздо больше. Обмякнуть и напрячься, отозваться, податься навстречу. Ответить на ласку, отозваться на движение. Отдаться как прежде.
И все же фон Вейганд сдерживается.
Зверь вгрызается в железные прутья решетки. Ломится наружу. Яростно и свирепо бьется о стены клетки. Рычит, сотрясает мир вокруг утробным воем. Злобно лязгает острыми зубами, жадно царапает сталь громадными когтями.
Зря. Напрасно. Тщетно.
Цепи держат крепко.
Моя реальность расплывается. Раскалывается. Осыпается на плечи градом окровавленных осколков. Опаляет. Обжигает. Оставляет кровоточащие шрамы. Обнажает по живому.