Книга Разведка боем - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сутенеры привыкли разбираться с подвыпившими, размякшими клиентами. Привыкли, что применению силы предшествуют взаимные угрозы. На этот раз жлоб в тренировочном костюме не успел даже уклониться. Вдобавок он еще больно стукнулся затылком о дверной косяк.
Напарник немного попятился и полез в карман.
Тарасов и тут опередил: выхватил пистолет и направил прямо в лицо. Сутенер побледнел и попятился еще дальше, в прихожую.
– Все в порядке, они уже поняли свою ошибку, – Бубен лучше других сознавал, что Тарасов не просто угрожает, но в любую секунду может выстрелить.
– Пока еще нет.
Тарасов резко ударил рукояткой первого сутенера, потерявшего способность к сопротивлению. Тот охнул и осел на пол. В следующую секунду дуло снова оказалось развернуто в сторону второго.
– В чем дело? – пролепетал он, пытаясь незаметно сместиться еще ближе к двери.
– На колени, урод!
Едва только проститутки увидели оружие, как обе вжались в угол между стенкой и обшарпанным шкафом. Уже осознали в полной мере, на какого неудачного клиента их угораздило нарваться.
– Гони их всех к черту, всех четверых, – миролюбиво посоветовал Бубен.
Тарасов оглянулся с таким видом, будто только сейчас вспомнил о существовании завскладом и о той причине, что привела их обоих в Москву.
– Ладно, выметайтесь, – милостиво шевельнул он дулом в сторону выхода. – Не дай Бог сунется кто права качать, снесу башку без всяких…
Через пять секунд в комнате никого не осталось кроме «гостей столицы». До смерти перепуганные проститутки предпочли одеться на лестнице, ниже этажом.
Тарасов тем временем отправился на кухню, где обнаружил в холодильнике бутылку водки.
– Выпьем на дорожку и погоним на вокзал.
– Только не сейчас, и так уже перебор.
– Хочешь сказать, что я на пьяного похож?
– Похож? Да от нас обоих наверняка несет за версту.
– Значит, надо еще, чтоб нейтрализовать.
Клин клином вышибают.
Оприходовав свою порцию в три больших глотка, Тарас протер угол маленького своего глаза сгибом большого пальца.
– Сказать, как судили меня эти суки?..
Стал сбивчиво повествовать про допросы, экспертизу, советы адвоката. За все время совместного пребывания в команде Бубнов не слышал от него подобных откровений. И теперь не хотел бы слышать.
– Что понимает этот судья? Что он вообще может понять? Я до сих пор не помню, что тогда случилось, сам не знаю, виноват я или нет.
До последнего момента Бубнов сохранял относительную трезвость рассудка. Но бутылка из холодильника перевела суммарное количество выпитого в новое качество внутреннего состояния. Потеряв осторожность, бывший завскладом пустился уточнять:
– То есть как?
– Да очень просто. Выпил не так вроде много.
Дело в закуске было, может, там какой-то консервант дал со спиртом химическую реакцию. Короче, не запомнил я толком этих чеченок. Даже потом, когда фотки показывали – как будто первый раз вижу. У одной синяк вот здесь, на правом плече.
– Их раздетыми снимали?
– По-разному. Трупы и так и сяк фотографируют. Главное, синяк на плече, причем только на правом. Ты же, блин, не в Москве складом заведовал – соображаешь, что это означает.
– Надо было сказать на суде. Такое у снайперов бывает.
– Хрен докажешь. На трупе экспертиза ничего такого не зафиксировала.
– Ну, раз не зафиксировала, значит тебе тогда померещилось.
– Да они же штатские уроды. Одно название – военная прокуратура. Погоны ихние – фигня! Разве они знают, куда смотреть?
– Знают прекрасно. Прикинь, сколько они мертвяков перевидали.
– Ты бы уж молчал. Что ты у себя на складе видел: горох, тушенку, кирзу.
Но Бубен был уже не в том состоянии, чтобы опять смягчить ситуацию. Глаза его медленно, но верно выкатывались из орбит.
– По крайней мере у меня руки чисты, понял?
– Что ты хочешь сказать? – своей легкой алюминиевой палкой замкомполка ткнул собеседника в грудь – Что струсил сегодня в кабинете, свалил работу на меня?
– Тебе не впервой безоружных кончать, ты по этой части мастак, – Бубен презрительно сплюнул на пол. – Знаешь, где твое место? На бойне! Чтоб тебе по очереди подводили этих самых.., рогатых. А ты их обухом по башке – раз, раз!
Опьяневший завскладом откровенно нарушил одну из главных заповедей – не напоминать никому из сотоварищей о роковом событии, не попрекать. Ильясу недавно это сошло с рук, но только потому, что остальные пресекли инцидент на корню. Теперь все обстояло по-другому: прошлое увязалось с настоящим, образовало гремучую смесь.
– Да я офицер! Я Родину защищал в Бамуте, в Алхан-Кале! Таких тыловых крыс, как ты…
– Родину солдаты твои защищали и лейтехи! – Бубен швырнул свой пустой стакан в дальнюю стенку, – Барсков, я еще понимаю, офицером был, Воскобойников тоже. А ты? Какой ты, на хер, офицер? С тебя перед строем погоны сорвать надо было!
Тут Жора увидел, что на него нацелен пистолет и вмиг протрезвел. «Господи, что я болтаю, какое мне дело до всего этого? Он же больной, псих, с ним нельзя так!»
Исправиться Бубнов не успел – будто невидимым обухом ударило его по лбу, и свет в глазах померк.
Когда противник открыл стрельбу, Сиверову стало полегче. Пусть глаза его не давали в темноте такую же отчетливую картину, как хороший инфракрасный прицел. Зато всего лишь по одному крохотному вкраплению в фиолетово-сине-черной мозаике ночи возникал условный образ цели.
Враги приблизились на дистанцию огня, и Глеб оказался в своей стихии. Вот он заставил замолчать одного стрелка, другого. Из своих его поддерживали только Самойленко и Николаич. Остальные, пораженные слабостью и удушьем, едва смогли отползти от домика.
Спецназовец в черном платке догадался сразу отшвырнуть подальше две дымящиеся банки.
Но третья обкуривала Ильяса, который почти не двигался с места, оставался лежать на животе, судорожно дергая всеми частями тела.
Будто пловец перед погружением, Сиверов набрал полную грудь воздуха, который здесь, рядом с ним, был еще относительно чистым. И рванул к ингушу, прокатился метров десять по ровной, без всякого уклона плоскости земли, где вращение то и дело тормозили жесткие стебли сорняков. Отбросил банку к забору, схватил парня за шиворот и потащил в глубь лагеря.
Перестрелка продолжалась дольше часа. Щитовые домики запросто прошивались пулями – хоть две, хоть три стены за раз. Больше в лагере укрыться было негде – разве что за постаментом однорукого гипсового пионера. Приходилось вести огонь, почти не отрывая голову от земли. И стрелять только одиночными – после боя в Баламаново так и не удалось восстановить запас. Хорошо хоть у деда, который тянул к себе в сторожку все подряд, удалось разжиться двумя десятками патронов – их старик пару лет назад отобрал у малолетнего внука.