Книга Судьба короля Эдуарда - Эмиль Людвиг

Среди высшей знати случались знаменитые и даже исторические разводы, так что вернемся к нашему рассказу. Леди Пенелопа Деверекс была красавица; ее портрет и сегодня можно видеть в Ламбетском дворце. Поскольку ее любовник Филип Сидни тоже был очень красив, не следует удивляться тому, что она не без отвращения вышла замуж за гадкого лорда Рича и, став замужней женщиной, сохраняла связь с Сидни. Когда последний умер, она взяла другого любовника, лорда Маунтджоя Девоншира, и родила ему трех сыновей и пять дочерей, и это вдобавок к тем четырем детям, которые вроде бы появились на свет от законного супруга. (Каким образом ей удалось сделать такие сложные вычисления, остается только гадать. Должно быть, она унаследовала этот секрет от гомеровской Пенелопы).

Леди Пенелопа развелась и вступила в брак со своим любовником, совершив церковный обряд. Архиепископ Уильям Лод, тогдашний обитатель Ламбетского дворца, согласился благословить союз разведенной дамы. Позднее он пожалел об этом, письменно покаялся в своем прегрешении, рассказывал о том, какие испытывает мучения. Драматург Джон Форд сочинил на основе этой истории трагедию. Двор ополчился против прекрасной преступной четы. Пока Пенелопа жила с любовником «в грехе разврата», их вместе принимали при дворе. Но едва они обвенчались — и конец, это стало невозможно! Двери перед ними захлопнулись.

Спустя четыре столетия нынешний архиепископ сидел перед портретом этой женщины, единственной ценной вещью, которую он держал на своем старинном столе, в огромной комнате, выходящей окнами на реку и Вестминстер.

«Каждый год архиепископ Лод постился в тот день, когда он совершил это ужасное бракосочетание, — рассказывал архиепископ с улыбкой. — Однако, — тут он сделал короткую паузу, — он все-таки всегда держал у себя на столе портрет прекрасной Пенелопы».

Произнося эти слова, архиепископ, который вел яростную борьбу с разведенной подругой Эдуарда VIII, привлекая внимание всего мира, казалось, совершенно не замечал того, что сам он тоже держал на своем столе один-единственный портрет — портрет прекрасной Пенелопы.

В 1670 году парламент дал некоему лорду Русу разрешение развестись, чтобы он мог жениться на другой женщине. Стремясь избавиться от супруги, этот благородный лорд дошел до того, что утверждал, будто его дети родились от другого, и король Карл II лично председательствовал на судебном разбирательстве. Тем самым Карл хотел создать прецедент, который позволил бы ему развестись с королевой. Споры о сути брака продолжались в палате лордов более десяти лет; все словно позабыли о том, ради чего они затеяны, и со временем эти дебаты превратились в своеобразное состязание блестящих умов, в игру, где нужно угадать победителя, который наберет большинство голосов, наиболее убедительно аргументируя свои соображения.

В те времена три епископа, славившиеся передовыми взглядами, повергли в ужас своих коллег. Один из них посмел выдвинуть тезис, что «брак — это договор, основанный на законах природы», и его главная цель — производить на свет детей. Воспользовавшись этим определением, удалось получить перевес в палате лордов, и некий офицер и дворянин, сэр Джон Гермен, смог жениться на своей любовнице, жене герцога Норфолкского; обманутый муж не получил даже пятидесяти тысяч фунтов, которые он требовал как возмещение ущерба за те «похотливые беседы», что его жена вела с офицером. Разрешение на брак двум «виновным» дал архиепископ Кентерберийский, хозяин Ламбетского дворца, один из предшественников нынешнего архиепископа. Когда же счастливый супруг умер, намного пережив свою жену, священник отказал ему в соборовании. Во всяком случае, сэр Джон получил то, чего хотел.

Понятия брака и развода в англиканской церкви были настолько запутаны, что они существенно различались в зависимости от эпохи, конкретного случая или взглядов священнослужителей. Нелепая традиция устанавливать правовое различие между виновными и невиновными в разводе доказывает, что в Англии брак не рассматривался как священный и нерасторжимый союз, как это принято у католиков. Даже сегодня многие англиканские священники, — хотя, разумеется, не все, — считают, что невиновный супруг может вторично вступить в брак.

В английском королевском семействе было особенно много подобного рода разводов. И еще больше морганатических браков. Когда Макензи, за которого мы здесь неотступно следуем, завершил исследования и показал материалы своему другу-епископу, решив, что тот станет их опровергать, епископ ответил, что он не может этого сделать; ни одного опровержения никто так и не опубликовал. Официальную терпимость дважды проявила королева Виктория: она присвоила леди Сесилии титул герцогини Инвернесской, но, заметьте, не королевского высочества (эта история рассказана к конце второй главы); позднее королева признала графиню Реди фон Штейн (бабушку королевы Марии) и присвоила детям герцога Текского титул королевских высочеств.

Каждый раз, когда принц из королевского дома хотел освятить перед алтарем или разорвать любовную связь, он открывал новое естественное право. В 1800 году, когда Окленд вознамерился ввести законное наказание за адюльтер, герцог Кларенский, который жил тогда с миссис Джордан, выступил против него, заявив, что ради пресечения дезертирства виновных не карают смертью. Лорд возразил, что не следует поощрять адюльтер, разрешая повторно вступать в брак и тем самым плодя «достойных уважения соблазнителей»; но епископ Рочестерский, несомненно более умный, чем лорд и герцог вместе взятые, заметил, что, запрещая развод, людей толкают к супружеской измене, и не побоялся процитировать Тацита и Ювенала.

В XIX веке вопрос о разводе, вместо того чтобы проясниться, еще более запутался. Когда в 1857 году епископ Оксфордский подал предложение о поддержке священников, которые отказываются венчать разведенных, пять епископов проголосовали «за», а семеро «против»; кое-кто выразил протест, и проблема расторжения брака вновь стала предметом обсуждения. Всякий раз выяснялось, что самыми рьяными борцами с разводом были холостые священники, и всякий раз невольно вставал вопрос: а не лучше ли запретить священникам вступать в брак, как в католической церкви, и тогда все разрешилось бы легко и просто. Гладстон, который представлял сторону защиты в нескольких бракоразводных делах, одобренных парламентом, в ходе одного заседания брал слово двадцать девять раз. Газета «Таймс», сторонница либерального решения проблемы, писала, что нельзя обрекать женщину вечно оставаться любовницей своего возлюбленного, вместо того чтобы стать его женой. Начиная с того времени, в Англии численность разводов, утвержденных церковью, увеличилась: в 1858 году их было 326, а в 1898 году — 750.

На пороге XX века глава церкви признавал, что новым свободам в государстве должны соответствовать свободы в частной жизни. Поскольку некий священник яростно нападал на архиепископа Кентерберийского по поводу одного развода, прелат ответил ему умно и тонко и опубликовал свое письмо, написанное в Ламбетском дворце 7 февраля 1899 года:

«В молитвеннике не сказано о том, что брак нерасторжим. В нем провозглашается, что ни один человек не может разлучить тех, кого соединил Бог. Исключение, сделанное Господом нашим для случаев супружеской неверности, доказывает, что в подобных случаях развод является делом не человека, но Всевышнего».