Книга Папина жизнь - Дэйв Хилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Желтая карточка! Козел! Судья — козел!
Свисток возвестил перерыв. Кенни упал в кресло, весь исходя обидой. Джед уснул.
— Кенни, — позвал я, — хочешь пирожное?
Кенни с надеждой обратил взор на Джедову коробку.
— У него там есть пирожное?
— Да. Но сначала один вопрос.
— Вперед.
— Слыхал что-нибудь о Братстве Мужественных Мужчин?
— Ты шутишь, — сказал он.
— Стал бы я про такое шутить!
Кенни нахмурился.
— Это такие, которые ходят друг перед другом нагишом, играют в жмурки, сидят кружком, дрочат и потом еще всем объясняют, что не голубые?
— Ну, на сайте у них про это ничего не говорится.
— Ты меня удивляешь. А зачем тебе?
— Они устраивают какой-то слет в Сан-Франциско, и туда едет Пиллок.
— А братцы Трэйси? — сосредоточенно поинтересовался Кенни.
— Кто?
— Ну, из «Грозовых птичек»[16]. Они поедут? Вот уж кто голубые, знаешь ли — и Скотт, и Вирджил, и малыш Гордон. У них отец в отчаянии.
— Не все, — возразил я. — Алан всюду тискается с очаровашкой Тинтин.
— Да она чайка, — фыркнул Кенни. — Сразу видно. Собачья жизнь у них на Трэйси-айленде: за три-девять морей от Эмберкомби и Фитча, и ни одной дискотеки вокруг. Ты представь только, каково там Джону, на спутнике, одному круглые сутки, без людей, с одними только гигантскими платочками и пасьянсом…
— Слушай, Кенни, — перебил я, — у него там на этом мужественном слете назначен доклад про Отцов Земли и духовную связь между мужчинами и мальчиками, или что-то еще в таком духе. Этот ублюдок, кажется, думает, что он отец всех на свете и моих мальчиков в том числе.
Тут до Кенни наконец дошло, что я не дурака валяю.
— Приду домой, слажу на их сайт, и Ротвелла тоже попрошу поглядеть. Он, может, знает больше моего, он жил одно время в Сан-Франциско.
— Спасибо, Кенни. Ты настоящий друг.
— И ты тоже, Джо. Хотя про пирожное ты, кажется, наврал.
Что я не умею.
Не умею: Чудо рождения.
Не умею: Дыши, милая, дыши, теперь давай потужимся.
Не умею: Ну, ребята, это было самое потрясающее впечатление в моей жизни!
Что я умею.
Умею: Хоть бы поскорее закончилось!
Умею: Ребенок умрет!
Умею: Она же умрет!
Умею: Я сейчас упаду и тоже умру!
Анджела, однако, держалась молодцом.
— Ничего, ты же не Джордж Клуни.
— Ты хочешь сказать, что Джордж Клуни — это не я?
Мы лежали в постели и готовились к предстоящему событию, которое уже надвигалось.
— Козимо? — предлагала Анджела. — Крайтон? Криспин? Курт?
— Горация? — в свою очередь выступал я. — Гортензия? Гульда? Гиацинта?
Мы еще даже не знали пола дитяти. Родители у него приличные люди, вот и оно на ультразвуках скромненько сжимало ножки.
— Ванда? — читала она. — Валетта? Вашти? Вероника?
— Мильтон? — сонно ронял я. — Меррил, Мунго, Мерв?
Книжки с именами валялись у нас в спальне, в туалете и в машине. На холодильнике висели списки наиболее подходящих возможных прозваний. Еще нам все подсказывали, включая детей.
— Трогсузл! — кричал Билли.
— Джерри, — предлагал Джед.
— Мне нравится «Лукреция», — объявила Глория.
— Лукреция? — переспросил я. — А почему не Круэлла или Мортиша?
— Пап, не смешно, — сказала Глория и гордо вышла.
— И правда не смешно, Джо, — поддержала ее Анджела.
Не смешно, согласен.
Позже, в постели, Анджела села рядом со мной, обнаженная по пояс. На животе у нее лежала Шейла Китцингер[17].
— А ты знаешь, что я буду раскрываться, как цветок, и что груди мои будут исходить молоком? Не просто наполнятся, а изойдут!
— Ну, в общем, да, я даже слышал, как мальчишки на днях это обсуждали.
Они тогда уселись вдвоем на диван и яростно спорили:
— Ребеночек будет пить молоко у Анджелы из кусков! — объяснял Билли.
— Сосков! — поправил Джед. — Это называется не куски, а соски, дурак!
— А папа сказал, что куски!
— Ну, значит, папа тоже дурак!
Я сказал Анджеле:
— Хочешь, попробуем тебя поторопить. Давай я проведу тебе вокруг вагины пакетиком с шиповниковым чаем? Моя двоюродная бабушка Мелба клялась, что помогает.
— Хорошая идея, Джо, но у нас только обычные пакетики есть.
— Ну, тогда есть еще один способ: сперму на шейку матки. Тоже часто действует.
— Даже и не думай!
— Нет, честно, мне одна акушерка рассказывала.
— Когда?
— Когда я с ней переспал.
— Джо, ну хватит дурачиться, — сказала Анджела. — Ради меня, будь нормальным.
Я взял себе на заметку: «быть нормальным».
Ночь прошла без схваток. Наступило пятое ноября, полагалось жечь костры[18]. Мы пошли в гости к Карло и Джилл.
— Я такая огромная, — простонала Анджела.
— Ты очень красивая, — сказал я. Мы стояли в саду, и я обнимал ее сзади. В другом конце сада Карло читал надпись на фейерверке.
— «Лава Везувия»! — провозгласил он.
— Это кто, твоя родственница?
Как был, в кашемировом плаще, мягкой фетровой шляпе и с шелковым шарфом на шее, Карло стал закапывать стержень от фейерверка в грязь на специальной подставке, вынул пробку, которую держал в зубах, и сел на корточки.
— Отойдите-ка подальше, — крикнул он. Я сосчитал детей — Билли, Глория, Эмили, Пауло…
— Джед! — взволнованно позвала Анджела. — Джед, не подходи слишком близко!
Тут Джед вдруг выскочил из-за рододендрона, позади Карло.
— Все нормально, — заявил он. У него изо рта шел пар.