Книга История Бернарды и Тайры на Архане - Вероника Мелан

И чтобы эту самую гармонию не потерять, чтобы не поддаваться больше разрушительному воздействия тревог, чтобы обрести хоть какое-то подобие веры, а вместе с ней и стабильности, люди отказываются от поиска знания в том виде, в котором оно дается свыше, ведь обретение его есть тяжкий труд.

Меня всегда удивляло то, с какой легкостью люди сдавали индивидуальные позиции в угоду бездумному, но уверенному существованию. Система есть благо, система есть знание, система есть все. Из года в год человечество было готово шествовать за иллюзорно правильным лидером, лишь бы обрести то самое крайне нужное состояние «за меня все ответы найдет кто-то другой», например, местный Дух Драккари – умоет, обогреет, защитит.

Почему он? Почему не сам?

Над всем этим я размышляла, пока мои руки тонкой кистью, измазанной в красно-коричневой краске, разрисовывала немолодая и неулыбчивая монашка.

Тайра сидела рядом. Ее глаза были закрыты, а губы неслышно проговаривали какие-то слова; над кистями подруги работала другая монашка.

В этом заведении не числились мужчины, только женщины.

Не оттого ли, что мужчины Архана и впрямь были немного умней? Или же умнее были все-таки женщины, спасаясь в Доме Молитвы от еще менее счастливой судьбы, нежели ждала бы их в семейном гнезде?

Неуважение, оскорбления, унижения, побои…

Что лучше – терпеть рядом чужого человека или предателя-себя?

Нет, не предателя. Те, кто сюда попал, не считают себя предателями – они верят в правую идею, в верный выбор, в указавшее им путь Провидение. Иногда вера есть не что иное, как банальная и, что еще хуже, добровольная промывка мозгов, после которой окончательно исчезают сомнения, и в душе, наконец, воцаряется вожделенный мир и покой.

Черные глаза, пожелтевшие вокруг радужки белки, морщинистые веки, забывшие улыбку губы. Это и есть он – правильный выбор? Или же я вижу лишь бренное тело, натянутое на нечто ценное и чистое, зовущееся человеческим духом?

«Брось, Дина, брось. Попытки понять чужую душу всегда заканчивались одним и тем же – в лучшем случае непониманием, в худшем – войной. Так было во всех мирах. Так будет и здесь».

Я попробовала отвлечься.

Действительно, все не важно. Через час мы выйдем через центральные ворота на площадь и до поры до времени оставим территорию замка позади. А после вернемся, но уже не сюда, а в библиотеку.

Только бы все удалось нашему пушистому и желтоглазому приятелю Иву. Только бы он поскорее вернулся.

* * *

Мы снова были свободны.

Шумел вокруг многоликий Оасус, плескала в фонтане прогретая солнцем вода, топтали цветастую площадь сотни больших и маленьких подошв.

На нас красовались новые тулу – бордовая и нежно-фиолетовая – одежды дорогие, но не принадлежащие сословию; благо, в большом городе на принадлежность обращали мало внимания – не Руур. Голубые балахоны послушниц вот уже полчаса как пылились в ближайшей урне.

Жарко, но терпимо пекло макушки солнце, болтался на поясе тяжелый кошель, приближался обещающий надолго растянуться в праздной прогулке теплый розоватый вечер.

Мы с Тайрой ели, пили, грызли орешки, лениво надкусывали бесплатные пробники-сладости – их ввиду нашего дорогого одеяния смуглые и прыткие мальчишки предлагали во всем изобилии и ассортименте, – глазели на искусно вышитые картины, щупали полированные, состоящие из полудрагоценных камней бусы, унизывали собственные пальцы бесполезными, но красивыми на вид серебряными кольцами.

Можно сказать, мы бесполезно тратили время и деньги, и так оно в какой-то мере и было – на текущий момент у нас с избытком хватало и того, и другого. Мы ленились, мы болтались по улицам, улочкам и лавкам, мы ждали смешарика.

Наверное, то были самые бесполезно проведенные часы нашего путешествия, и этот день по большей части запомнился нам лишь одним – концертом, который вечером дал на дворцовой площади Правитель. Пока солнце закатывалось за башни, рабочие ладно мастерили у великой стены сцену – носили из подворотен плоские камни-кирпичи, выкладывали на них полированные и доступные здесь доски, крыли балки заранее подготовленными драпировками и украшали все искусственными белыми цветами.

А после, до самого заката являли миру свои таланты певцы, танцовщицы, театральные труппы и даже местные комики.

Пестрела праздничными одеждами толпа, океан из множества голов смотрел в направлении сцены, повсюду можно было увидеть распахнутые рты и восхищенные глаза – дань благодарности Правителю за зрелище для простого народа.

Сновали средь множества тел и воры – разошлись, расшалились, забурлили алчностью и возбуждением, – и потому за кошель, который попеременно носили мы с Тайрой, я держалась крепко. Со смешариком-то спокойнее, но пока сами.

Утомились мы часам к десяти вечера и площадь покинули в тот момент, когда невысокий безусый мужчина в белом тюрбане как раз дочитывал с помоста заключительный стих.

Неторопливо вернулись на постоялый двор, от ужина ввиду сытости отказались, свечи в комнате жечь не стали, а сразу же нырнули по кроватям.

День был длинным и хлопотным. Хотелось спать.

Ив вернулся ночью.

Дверь при его появлении не скрипнула, пыль на полу не зашуршала, занавески не колыхнулись, но я почувствовала его присутствие. Все еще сонная, продрала глаза, уселась на кровати, потрясла головой, бросила взгляд в окно. Фонарь Ирсы светил ярко и стоял высоко – значит, на дворе около четырех утра.

– Ив, все хорошо?

– Дя.

Напряжение последних суток схлынуло – он вернулся, не попался, остался цел – это главное.

– Все прошло хорошо?

– Дя. Ди…

– Да?

От нашего шепота проснулась Тайра. Так же, как и я, тут же сбросила с себя одеяло и сон – она это умела куда лучше, – потерла пальцами переносицу и тоже посмотрела в окно – убедилась, что Ирса высоко.

– Ив? Ты вернулся?

– Улся.

– Говорит, что все прошло хорошо.

– Ди… – вновь послышалось в темноте, и я перевела взгляд на фурию, которая за последнюю минуту дважды произнесла мое имя; поблескивали в темноте золотистые глаза. Оасус, в отличие от Руура, не засыпал даже ночью – изредка переговаривался пьяными и веселыми голосами, кряхтел, покашливал, першил шорохом подошв одиноких прохожих. Вот и теперь за окнами прошлепали чьи-то непостоянные шаги. – Что?

– Ачу. По-азать.

– Хочешь показать что? Библиотеку? Давай уже утром, ладно? Там и над планом подумаем…

– Неть.

– Почему нет?

– Ни литеку.

Не библиотеку? А что тогда? Что бы там ни было, но стоило напряжению спасть, как снова захотелось спать.

– Малыш, давай до утра…