Книга История Бернарды и Тайры на Архане - Вероника Мелан

– Да, даже если и так. Снова поменяемся местами.

– Застукают нас, ох, застукают.

– Не успеют.

– Слушай, а ведь когда-то сюда придут настоящая Лейя и Гири.

– И?

– А мы лежим на их кроватях.

– Когда они придут, нас здесь уже не будет.

Иногда рассудительность Тайры граничила с занудством, но мне нравилось даже это. Кто-то должен быть сдержанным и оптимистичным. Иногда эти качества удавалось проявить мне, иногда Тайре, иногда, как ни странно, Иву – тому Иву, который сейчас катался по многочисленных дворцовым залам и составлял для нас карту. Я искренне надеялась, что у него все шло хорошо.

Какое-то время я слушала тишину, редкие скрипы пружин соседней кровати и думала о настоящих Лейе и Гири: о том, какие они, как выглядят, какую жизнь прожили до этого? Где росли, какие по характеру, почему решили переехать жить в Дом Молитвы в Оасус? В общем, философствовала.

Когда за окном полностью стемнело, к нам в комнату постучала застенчивая соседка, объяснила, что туалет находится в конце коридора – она почему-то запамятовала сказать об этом раньше, – спросила, не нужно ли чего, и, получив отрицательный ответ, тихонько удалилась.

Мы остались одни. Наедине с серыми стенами, с разбегающимися во все стороны мыслями и с тревожно-любопытным ожиданием завтрашнего дня.

Когда после захода солнца в десять часов еще раз мягко прозвонил колокол, фонари по периметру ограды погасили.

Глава 11

Следующее монастырское утро для нас началось не с молитвы, что само по себе не могло не радовать, а с процесса ритуального омовения, вполне сносного, состоящего из крупяного омлета завтрака и… с выметания двора.

Да-да. Именно так, как это принято в армейском негласном кодексе, нам как самым «новеньким и младшеньким» выдали по метле, совку для уборки мусора и по кривобокому старому жестяному ведру, в котором сор полагалось доставлять к вырытому у высокой стены рву. Не самая плохая задача для тех, кто под лучами утреннего солнца любит побаловаться физической активностью, а так же для тех, кто в перерывах от основной деятельности, силится выведать важные и чрезвычайно полезные для себя сведения.

Последнее нам удалось почти случайно.

Дворцовый двор, помимо нас, находясь на удалении друг от друга, мели еще четыре девушки – не то подобные нам «новенькие», не то наказанные за что-то «старенькие». А, может, здесь просто существовал стабильный уборочный график. В любом случае, невозможность пообщаться во время махания метлами и совками с лихвой компенсировалась возможностью посплетничать в те моменты, когда послушницы как бы случайно, улучив минутку для отдыха, встречались у рва.

Там-то, в очередной раз вынося в ведре пыль, мелкие глиняные камешки и кем-то рассыпанные по плитам обрывки цветных лент (в замке был праздник?), я и наткнулась на общающуюся со старшей коллегой «по метле» Тайру.

– Нет, что ты! – незнакомая мне тощая девчонка-послушница оказалась живой, звонкоголосой и даже, как ни странно, веселой. При ответе на ранее заданный вопрос, который я упустила, ее озорные черные глаза блестели под не менее черными и очень густыми бровями. – В зале Уахху вам не будут делать ничего страшного, только нанесут на руки защитные письмена Духа, попросят поклониться его изображению и поблагодарить за благостное к вам расположение. И все. А вот уже завтра состоится произнесение Великой клятвы, и тогда вам зададут вопрос, готовы ли вы отречься от мирских благ.

– Каких таких благ? От всех? – с любопытством спросила Тайра.

– А вас разве не предупреждали?

– Ну, нам сказали, что многие подробности мы узнаем уже на месте. В общем, основное держали в тайне.

– А-а-а, нет, не от всех, – тут же успокоилась наша новая знакомая, имени которой я не знала, и принялась цитировать заученную, видимо не единожды звучавшую в ее присутствии фразу, – вам предложат отказаться «от смягчающего дух тела излишнего комфорта, отказаться от затмевающих чистоту разума неверных и нечистых иллюзий, как то: бренные мечтания о материальном и желание посвятить себе дому и семье вместо служения Духу и Правителю». Вам прикажут изгнать из головы прежние воспоминания и заставят поклясться, что вы никогда не вернетесь к нечистой жизни, которую вели до входа на территорию Дома Молитвы. И в качестве доказательства верности вас попросят…

То, о чем нас попросят после пресловутой клятвы, которую нам предстояло бы принести настоятелям, изволь мы возжелать остаться на территории Дома Молитвы, я слушать не стала. Мне хватило нахлынувшего ужаса при мысли о том, что кто-то вот так просто, как стоящая перед нами послушница, уже отрекся от семьи, от мечтаний, от желания комфорта.

Нет, поверьте, не в комфорте дело – можно быть счастливым и в палатке на поролоновом коврике, но вот так просто отказаться от того, кого любишь? От Дрейка, например? От желания быть свободным в угоду некому плешивому Правителю? Да пусть даже волосатому…

Нет уж, увольте. Письмена на руках мы еще как-нибудь перетерпим – благо, Тайра уже поделилась со мной соображениями о том, как предотвратить их действие, не обидев при этом Духа, – а вот все остальное пусть падет на долю настоящих Лейи и Гири, если последние сами того захотят.

И ведь захотят. Наверное. Как и вот эта черноглазая и чернобровая особа, которая, вероятно, круглее ведра ничего не видела.

Грустно. И обидно.

Не стоит говорить, что остаток времени, в течение которого мы с Тайрой продолжали мести двор, прошел в гробовом молчании. Я с остервенением поглядывала на высокие башни дворца и с нежностью вспоминала своего ненаглядного Дрейка, а Тайра, судя по застывшей на лице полуулыбке, холила и лелеяла в голове мысли о Стивене.

Ну, и, может, еще Пирате.

* * *

Люди хотят верить.

В силу, власть, банковские купюры или самоуправство. В собственную правоту, в логичность сделанных выводов, в важность той миссии, которую исполняют. Люди хотят верить в Бога, ангелов, демонов, в Библию или хотя бы в медитацию. Верить в то, что счастье существует, в то, что однажды случится чудо, или же в собственные силы – люди хотят во что-то верить, и порой не столь важно, во что именно.

Ведь одно уже наличие этой самой веры определяет стабильность жизненного уклада и отсутствие в нем необъяснимого. Случилась неприятность? Сие есть последствия зоркого глаза Кармы. Случилось хорошее? Наградил Бог, или же повернулась лицом госпожа Удача. Ведь главное, что при наличии веры все каким-то удобоваримым способом можно оправдать: вмешательством или невмешательством сверхъестественных сил, очередным подписанным насчет твоей судьбы указом Небесной Канцелярии, удачно пришедшей в собственную голову идеей.

И да, люди не просто хотят верить – люди так же не хотят сомневаться.

Ни в чем.

Потому что сомнения несут с собой терзания, потерю сил, рождение страха; увеличивают риск управляемости и чужого на тебя влияния, потому что сомнения рвут душу на части и заставляют терять гармонию.