Книга С Хейердалом через Атлантику. О силе духа в диких условиях - Юрий Сенкевич

– Слава богу, что меня не было внутри, – произнес Торстейн, занимая свое место у руля. Вообще же мы не были расположены острить в тот вечер. Долго еще по нашим спинам пробегал холодок, тут же сменявшийся чувством острой радости от сознания того, что нас по-прежнему на борту шестеро».

Извините за длинную цитату, это, как вы поняли сами, из «Кон-Тики». У нас на «Ра» таких происшествий, к счастью, не было, даже в прошлом году, когда мы были далеко не так осмотрительны, как теперь.

А может, наоборот, именно тогда мы, по первости, были более осмотрительны? Абдулла с Сантьяго надстраивали фальшборт, Абдулла поскользнулся и свалился, но при нем был страховочный конец, он окунулся и вылез, отделался легким испугом, мы настолько не беспокоились за него, что Карло даже снимал все это на кинопленку. А сегодня – где, к примеру, мой страховочный конец, куда я его засунул?

Вспоминается еще одна история в том же роде. Я сидел в хижине, а на палубе орала обезьяна, я никак не мог понять, почему она орет, потом вдруг Карло стал меня звать, и я выскочил, смотрю – борт частью разъехался, папирусные связки болтаются в воде, а к ним как раз обезьяна и привязана. Свободно ее могло бы утащить, но Абдулла бросился, притянул связки обратно, все его очень хвалили, он радовался и сиял.

Абдулла – и опять Абдулла, ради Сафи, – вот и все, больше незапланированных отлучек с борта «Ра» в прошлом году не было. Хорошо если бы и теперь Жорж остался исключением.

Тур, видимо, крепко озаботился. Назавтра во время обеда он вновь завел разговор о прыжке Жоржа и снова выразил надежду, что такое более никогда не повторится. Кроме того, он заметил, что практика спасения упавших за борт у нас не на высоте, никто не знает, как в эти минуты должно действовать.

Тут слова попросил Норман, бывалый морской волк.

Он начал с того, что напомнил, как он сам на больших кораблях был свидетелем падения людей за борт, и принялся было не спеша рассказывать по порядку, но мы в один голос закричали, что все это слышали неоднократно в прошлом году и знаем, что на памяти Нормана четыре происшествия, и лишь одно из них закончилось счастливо.

– Хорошо, – невозмутимо согласился Норман. – Тогда я расскажу о том, каков должен быть порядок. Первое… – он сделал паузу. – Первое – никакой паники.

Жорж довольно хмыкнул.

– Второе… – Норман вновь сделал паузу.

– …выбросить за борт спасательный круг, – подсказал Жорж.

– Нет, – сказал Норман назидательно. – Второе – вахтенный должен оповестить всех, что человек упал за борт!

– Сомневаюсь, что кто-либо станет держать это в тайне, – пробурчал Тур себе под нос, и мы разразились хохотом.

Мы вели себя, каюсь, словно мальчишки на скучном уроке, однако Норман, к его чести, не обращал на нашу неуместную веселость внимания, он был серьезен и пункт за пунктом излагал программу, принятую для таких ситуаций на парусных судах:

1. Вахтенный кричит: «Человек за бортом!»

2. Вахтенный ставит лодку против ветра.

3. Вахтенный следит за упавшим, не отрываясь (Норман очень выразительно показал, как надо следить, вытаращил глаза и закрутил головой во все стороны).

4. Остальные должны спасать – бросить круг, спустить надувную лодку и так далее.

Лично для меня последствия этого семинара оказались довольно беспокойными. Часа два я возился со спасательным кругом, удлинял веревку – все по милости Жоржа!

Что касается мачты, героически спасенной им, то замысел волнореза в процессе – и в результате – описанных событий как-то незаметно увял, и опять идут нескончаемые споры, куда ее девать, распроклятую. Тур твердит, что выбрасывать плавучий материал – сущий идиотизм (между тем, я убежден, что он был бы втайне рад, если бы мачта уплыла и тем избавила его от хлопот). Предлагаются самые невероятные проекты – но она и по сей день лежит на палубе ненужным балластом.

Жорж споткнулся об нее и выругался:

– Столько огорчений из-за тебя, дуры!

Норман, Тур, Мадани заняты парусом… Не гротом, а запасным, маленьким, – Норман дважды пробовал приспособить его на носу, как бы кливером, но ничего не вышло, ветер загораживало гротом, – тогда решили поднять его на грот-мачту…

Там, где два, вполне может быть и третий, как в прошлом году. Норман загорелся: «Поставим, где наш косой?» Косой парус, привязанный к борту и мостику, несколько дней уже служил защитой от волн. «Идея! – сказал Сантьяго. – Заменим его куском брезента!» – так мы и сделали, и к вечеру над нами было три паруса, вооружение «Ра» стало максимальным.

За кормой появилась акула, думаю, все та же, она сопровождает нас уже давно, из породы серых, довольно большая – метра три-четыре.

Следующий день был хороший, прошли 57 миль, светило солнышко, но вдруг стало пасмурно и Тур, стоявший на вахте, сказал, что, кажется, будет шторм. Мы принялись убирать с палубы лишнее, увязывать багажник на крыше, а Тур и Норман пытались продеть веревки в средние серьги большого паруса, эти серьги метрах в четырех над палубой, весьма сложно до них дотянуться, но Тур соорудил нечто вроде крюка, взобрался на мачту и, откинувшись, держась одной рукой, зацепил-таки парус за ушко, и тут уже нам всем нашлась работа: объединенными усилиями подтащили парус к мачте и Норман, вися по-цирковому, вдел канат сперва в одну серьгу, затем в другую.

Эта дополнительная страховка предпринята на случай, если придется убирать парус, – Тур опасается, что намокший парус рухнет всей тяжестью на наш соломенный нос и поломает его.

Готовились капитально, а шторм разменялся на мелочь: небольшой дождик, часа через два – опять дождик, и все. Нельзя сказать, что это нас огорчило и разочаровало.

Утром того же дня состоялся мой первый радиоразговор с Ленинградом, если считать это разговором, конечно, – я слышал превосходно, а меня – отвратительно, ни слова не разбирали. Было тем обиднее, что только что, передо мной, Норман долго совещался с Крисом Бокели, потом диктовал длиннющий репортаж Тура, и связь держалась прилично, а мне не повезло.

Вообще в этом году радиоконтакты гораздо реже и хуже. Одна надежда на Ивон – она обещала посылать всем нашим родственникам письма с подробной, насколько это в ее возможностях, информацией о плавании «Ра».

Стало еще теплее; о куртке, джинсах и тапочках вспоминаю лишь ночью, когда собираюсь на вахту, так как на мостике ветрено. Седьмого июня народилась новая луна, она тонкая и изящная, окруженная звездами, и появляется рано, часов в девятнадцать, когда еще светло.

Кстати, мы давно не переводили часы, живем не по местному, а кто его знает по какому времени, темнота у нас наступает около 21.30, а рассвет – в 6.30—7.00. Решено пока что стрелок не трогать, не сбивать своих привычек.

С луной веселее, океан не кажется таким суровым и чуждым. Странно, что я мог раньше луну не любить, она навевала тоску, особенно в детстве, зимой, в лесу, а здесь – наоборот: спрячется в тучу и сразу тоскливо.