Книга Война роз. Право крови - Конн Иггульден

Проезжая с сыном по бескрайней, казалось, панораме знамен и палаток, лучников и топорщиков, Маргарет всюду встречала поклонение. Завидев ее, люди сотнями опускались на колени. Рядом ехали шесть рыцарей на защищенных доспехами конях. Позади этого кортежа струисто развевались стяги и вымпелы с тремя королевскими львами, а также антилопой Генриха и красной ланкастерской розой. Королеве хотелось, чтобы эти символы непременно представали во всей их наглядности.

Каждый из ее лордов был занят сотней задач – или, во всяком случае, так казалось. Было бы, безусловно, уместней, если бы рядом с королевой ехал ее муж, очно представая перед растущими рядами воинства. Отец Генриха наверняка так и поступил бы, галопом врываясь то здесь, то там в места постоя, речами убеждая всех своих капитанов и простых латников встать и умереть за него. Так про него рассказывали. Ну а Генрих ушел в свой укромный, отрадный для него мир молитв и созерцания, вдали от опасностей, с которыми от его имени разделывалась его жена. В иные, погожие для его рассудка дни король восходил до обсуждений какого-нибудь тернистого вопроса морали с епископом Батским и Уэльским, иной раз даже вгоняя бедного старика в смущение своей ученостью. Однако выезжать к своей армии, что разбивала палатки и точила оружие в готовности ради него рисковать своей жизнью, он не находил в себе сил.

Так что вместо короля Генриха Маргарет предъявляла армии своего сына Эдуарда. В свои семь он смотрелся крошкой на широкой спине боевого коня, однако ехал осанисто, с выпрямленной спиной, и невозмутимо оглядывал пространство лагеря.

– Это сколько ж народу собралось, мама! – воскликнул принц с неподдельной гордостью, отчего в груди у Маргарет потеплело от трепетной нежности.

Сомерсет с Дерри Брюером в один голос говорили, что в нем, несомненно, воплощен дух его деда – короля-воина, победителя при Азенкуре[23]. Королева все еще чутко высматривала в сыне признаки слабости его отца, но они в нем, судя по всему, отсутствовали. От такой мысли она благодарно перекрестилась, беззвучно шепча хвалу Деве Марии – матери небесной, как никто другой, понимающей ее потаенные страхи.

– Они пришли сюда, чтобы встать против изменников. Покарать злых людей в Лондоне, – сказала королева сыну.

– Тех, что закрыли перед нами ворота? – спросил маленький принц, поджав губы в раздумье.

– Да, тех самых. Они еще навалятся на нас со всей злобой и яростью, но им не совладать с этой невиданной силой, какая есть здесь у нас. Пожалуй, у нас самая большая армия для похода.

Плавным натягом поводьев приостанавливая кобылицу, Маргарет обернулась к сыну.

– Усвой и запомни эти знамена, Эдуард. Эти люди будут стоять с тобой, когда ты вырастешь. Если ты их об этом попросишь, когда с Божьей помощью станешь королем.

От таких слов сынишка расцвел, а глаза матери заиграли весельем. Озорно смеясь, она протянула руку и потрепала его по белокурым волосам. Мальчик, насупившись, стряхнул ее руку.

– Мама, не смей перед моими лордами! – одернул он ее, сердито зардевшись.

Уж и непонятно, то ли злиться, то ли радоваться такой боевитости.

– Ладно, Эдуард, – чуточку обиженно произнесла Маргарет, – больше не буду.

– Я когда вырасту, то попрошу их следовать за мной, – сказал маленький принц, тоже, в свою очередь, чувствуя смущение, и по-взрослому добавил: – Но они не должны видеть во мне мальчика.

– Но ведь ты и есть мальчик. И мой восторг, мое сладкое солнышко, которое я готова затискать до смерти в объятиях, если оно хмурится. И ушки ему покусать. Мой маленький принц Эдуард.

Чувствуя материн прилив игривости, ребенок с напускной досадливостью застонал, а заслышав, что она произнесла его имя слегка в нос, на французский манер, немного напрягся.

– Мама, я Эдуард Вестминстер, принц Уэльский. И буду королем Англии и Франции. Но лучше б я звался Эдвардом – ведь я английский мальчик, с пыльцой наших зеленых холмов на руках… и элем в моих жилах.

Маргарет покосилась на него осуждающе.

– Голос я слышу твой, Эдуард, но слова, мне кажется, исходят от Дерри Брюера. Или я ошибаюсь?

Ее сын покраснел, как вишенка, и повел глазами в сторону. Туда же посмотрела и королева. Там (уж неизвестно, радоваться или негодовать) трусил на своей хромой клячонке – одни копыта до мослы – незаметно пристроившийся к кортежу Дерри всадник, скажем прямо, никудышный.

– Мастер Брюер! – позвала его королева. – Мой сын тут увлеченно рассказывает, как в его венах течет пыль английских холмов.

Дерри обласкал маленького принца Уэльского улыбкой.

– Так оно и есть, миледи. С водой из английских ручьев в придачу. Мы все еще будем им гордиться, в этом сомнения нет… – Голос шпиона поутих, когда он увидел, что Маргарет его словам не улыбается. В легком недоумении пожав плечами, он добавил: – Его отец – король, миледи. А дед был величайшим воителем из всех известных ныне. Ну, почти. Кто-то назвал бы имя Эдуарда Третьего, но нет: тот, кому ведома истинная цена, примером для подражания назвал бы именно Генриха Азенкурского.

– Понятно. Ну а французской крови в моем сыне, получается, и нет? – с некоторой обидой спросила Маргарет.

Дерри, прежде чем ответить, сковырнул с уха своей коняги кусочек присохшей грязи.

– Миледи, я повидал достаточно детей, выросших с представлением, что мать у них – не более чем сосуд или, в лучшем случае, почва для семени. Видел я и рыжеволосых мамок с чадами, у которых локоны в такой же цвет имбиря. Не буду отрицать: материнская утроба в самом деле задает дитю обжиг внутри и облик снаружи. И все-таки Эдуард – принц Англии. По воле Божией когда-нибудь он станет королем. Он вскормлен английской говядиной и обучался английским манерам. Пил воду и причащался вином и элем из винограда и ячменя, выросших на этой земле. Многие усматривают в этом особую ценность – такую, что является для него благословением и ставит выше всех других племен, миледи. Ну а кое-кто, безусловно, считает наоборот. В основном, французы.

Он с прищуром улыбнулся, а Маргарет, делая вид, что озирает ширь лагеря, укоризненно поцокала языком.

– Что-то вы, мастер Брюер, целый диспут развели насчет английскости.

Дерри склонил голову, с отрадой понимая, что королева сейчас оставит эту деликатную тему.

– А ну, ребята, – браво воскликнул он, – кто сводит принца поглядеть на пушки? Я слышал, капитан Говард нынче занимался пристрелкой двух колесных орудий, у которых ядра размером с мою руку. Или не Говард…

Он умолк, сознавая, что уже вызывает у Маргарет раздражение. Она разрешительно махнула рукой, и ее сын ускакал в сопровождении одного рыцаря и двух знаменосцев со штандартами, возвещающими его имя и кровь: английские львы и французские fleurs-de-lis[24] в квадрантах[25].