Книга В расцвете рыцарства - Роберт Нельсон Стивенс

– Как так, но что же у тебя звенело в кошельке? – спросил с удивлением Гель.

– Это – дело другое. Неужели ты думаешь, не в обиду тебе будь сказано, что я выкажу свою бедность перед актерами? – Говоря это, старый воин открыл свой кошель и показал в нем несколько медных колечек от старой цепочки. – Когда у тебя нет ни одной монеты, пусть они звенят как можно громче у тебя в кармане; это полезно во многих отношениях, милый юноша.

– Но если тебе даже пообедать не на что, – сказал Гель, – каким образом ты попал в игорную комнату?

– Ах, это пустяки, – ответил, немного смутившись, Боттль. – Видишь ли, когда происходит борьба между телом и духом, победить должен всегда последний, ведь шестью пенсами я не мог удовлетворить и то и другое. Я долго колебался и думал, что лучше: съесть мяса и выпить пива или же посмотреть, не повезет ли мне в игре? Ты ведь знаешь Кита Боттля: хотя он участвовал в сражениях и перерезал немало испанских глоток и хотя он любил и мясо и пиво, но потребности ума для него всего дороже.

Тронутый при мысли, что голодный воин пожертвовал последними шестью пенсами, только бы попытать счастья в игре, Гель сейчас же полез к себе в карман, достал все, что у него оставалось от жалованья за последнюю неделю, около пяти шиллингов в общем, и отдал два с половиной шиллинга Боттлю, говоря:

– Я могу дать тебе половину только, Кит, остальные я должен отдать человеку, у которого занимал как-то раньше.

– Нет, юноша, – воскликнул Кит, быстро оглядевшись кругом, чтобы убедиться, что никто из присутствующих не видит их сделку, – я вовсе не желаю тебя грабить, я возьму два шиллинга, и ни одного пенса больше! У тебя золотое сердце, юноша, завтра я отдам тебе деньги, хотя бы для этого пришлось заложить свой меч. Завтра отдам, верь старому солдату Боттлю!

И, гордо выпрямившись, старый капитан, достигший своей цели, исчез из виду. Мерриот прошел в комнату, где уже сидели актеры. Бокал вина с Канарских островов уже стоял на столе и ждал его.

– Ну что, Гель, – воскликнул Слай, – кажется, Боттль посвятил тебя в какую-то государственную тайну?

– Люблю я этого старого бродягу, – ответил Гель, избегая прямого ответа. – Ведь он главным образом и обучил меня фехтовальному искусству. Он в душе солдат, и, кроме того, в нем масса самолюбия, что резко отличает его от других бродяг.

– Мне кажется, дела его плохи, – заметил Флетчер, – несмотря на то что он звенел своими монетами. Я видел сегодня, как он бродил вокруг театра, с завистью посматривая на сидящих в нем; он, казалось, стоял и ждал, не подойдет ли кто-нибудь из его друзей, чтобы заплатить за него за вход. Я позволил ему войти даром. Вы бы видели, как он обрадовался этому!

– Я воображаю, наверное, лицо его сразу просветлело, – сказал Шекспир. – Вот если бы все так легко поддавались различным впечатлениям, как этот человек.

Гель улыбнулся при мысли, как ловко все же Боттль умеет пользоваться обстоятельствами и скрывать от других свои плохие денежные дела.

Когда Гель положил назад в карман свои последние три шиллинга, он вдруг нащупал в нем что-то волосатое; поспешно выдернув руку, он увидел, что это – седая борода, которую он надевал, когда играл престарелого лорда. Он вспомнил, что случайно поднял ее с пола, куда она как-то упала, и в рассеянности положил в карман, торопясь уйти из театра. Посмотрев на бороду, он сунул ее обратно в карман.

После того как вино обошло три раза всех кругом, актеры встали и вышли из таверны, чтобы покинуть район театров и пивных и отправиться в город; они предпочли это сделать пешком, чем ехать на лодках от самой таверны.

Они прошли целый ряд таверн, частных домов, мимо дворца епископа Вестминстерского и наконец завернули на улицу, носившую название «Длинная Южная дорога», потом повернули налево, на Лондонский мост, и пошли через него, причем им пришлось кричать друг другу, чтобы расслышать одному другого, настолько силен был шум воды. До гостиницы «Морская дева» было еще далеко, и поэтому Конделль предложил зайти еще куда-нибудь по дороге выпить бокал пива.

Войдя в первую встречную пивную, они вдруг наткнулись на капитана Боттля, сидевшего за столом. Визави сидел молодой человек в светлой атласной куртке, с красным бархатным плащом. Вид его был независимым и вызывающим. Они были заняты едой и игрой в кости в одно и то же время.

– Послушай, старый негодяй, ты, кажется, не можешь проглотить куска без того, чтобы не поиграть в кости?

– Это – самая невинная игра, сэр, – заметил Кит, стараясь скрыть от своего товарища неудовольствие, отразившееся на его лице. – Ведь я играю без всякого риска, проигрываю каких-нибудь шесть пенсов, не больше.

И он продолжал свою игру, ясно выражая этим, что вовсе не желает, чтобы ему мешали.

– Да, это верно: капитан Воттль играет всегда без всякого риска, – сказал Конделль.

– Это значит, что я как-то обыграл его, – конфиденциальным шепотом заметил Боттль юноше, с которым играл. – Да, Конделль, я играю очень плохо, но все же обыграл вас несколько дней тому назад. Ну ничего, скоро счастье вернется к вам, и вы в свою очередь опустошите мой карман. – И, обращаясь опять к своему товарищу, он добавил: – Подождите меня немного, я должен переговорить с этими господами.

Кит встал и, подойдя к актерам, собрал их всех в кружок и тихо сказал:

– Послушайте, господа, не портите мне, пожалуйста, игры. К чему лишать денег того, кто нуждается в них? Этот глупец ведь положительно утопает в мешках с золотом, он начинен им. Он живет где-то в провинции, где считается первым богачом и щеголем, и приезжает в Лондон раз в год пожуировать и порастрясти здесь свой карман. Он раза два напьется до бесчувствия и затем наскандалит в тавернах, а потом возвращается к себе в провинцию и рассказывает целый год о своих подвигах здесь. Если я не возьму его денег, другой возьмет, может быть, похуже меня; его обдерут как липку и пустят чуть не голым домой.

– Хорошо, мы предоставим его тебе всецело, Кит, – сказал Шекспир, – делай с ним что хочешь, мы не станем рассказывать ему о твоих проделках. Пойдемте, господа. Эти напыщенные провинциальные дураки должны платить за свою глупость. Кит прав, он мог попасть в худшие руки.

Актеры прошли в другую комнату, только Гель остался позади и прошептал Киту на ухо:

– Я знал подобных господ еще до своего приезда в Лондон. Пощипли этого гуся, если сумеешь пустить в ход свои хитрости.

– Хитрости! – воскликнул Кит. – К чему употреблять это слово, придавая ему дурное значение? Ведь на войне дозволяется прибегать к хитростям. Ведь мы пользуемся там всяким случаем, только бы повредить своему врагу. Игра – та же война, и поэтому всякие хитрости и предосторожности здесь тоже позволительны. Да к тому же, если этот юноша пустит в ход свои хитрости, ведь я не буду за это на него в претензии. Следовательно, об этом и говорить нечего.

Сказав это, Кит, не упоминая о двух шиллингах, занятых им у Геля, хотя он уже и успел выиграть немало у провинциального простака, вернулся к своему партнеру, а Гель отправился в другую комнату к актерам.