Книга Слишком много любовников - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вышла из «мерса» и побрела за Андреем к воротам. Тот достал из сумки «болгарку». Резкий звук ударил по нервам. Из-под диска полетели искры, уже заметные в сгущающейся тьме. От шума, который производил инструмент, казалось, что немедленно появится охрана. Алена отвернулась, зажала уши и стала напряженно всматриваться в перспективу улицы. Но там было тихо – ни машин, ни людей.
Андрей отшвырнул перепиленный штырь. Скомандовал: «Вперед!» Она вылезла за ограду первой.
Через три минуты они сидели в «Лексусе», что загодя оставил здесь Андрей. И тут в ее сумочке зазвонил телефон. С самого начала, когда они с Андреем проговаривали предстоящее ограбление, было ясно, что ее участие в акции скрыть никак не удастся. Оттого они не планировали, что она будет таиться – ей даже не возбранялось взять с собой на дело собственный телефон.
Она глянула на определитель. Брат из Черногрязска. Понятно: там половина пятого утра, а у алкоголиков сон короток – да и традиционно брательник рано встает. Хоть Андрей и дернулся, и глянул на нее недовольно-вопросительно, она нажала на кнопку приема.
– Ну, ты и попала, – сказал брат со смешком, хриплым с похмелья голосом.
Она похолодела: он знает, что они только что совершили? Да нет, откуда? За семь тысяч километров! Она спросила:
– Что случилось?
– Скажи своему Зюзину, чтобы с той тетей дел никаких не имел.
– Что такое?
– В розыске Корзухина Марина Геннадьевна числится. Фамилия ее в стоп-листе.
– Почему? – довольно глупо поинтересовалась она.
– Ну, этого я тебе сказать не могу, – хохотнул он. – Информации не имею. Да только никаких дел с данной гражданкой вести не советую. Поняла?
Алена нажала на «отбой». Краем глаза глянула на Андрея: услышал ли он их диалог? Но тот был, казалось, всецело увлечен рулением. Поинтересовался, однако:
– Что случилось?
– Брательник из Черногрязска звонил, – стала вдохновенно врать она. – Жена его заболела, невестка моя.
– Тяжело? – мимоходом, как бы невзначай, а на деле по-полицейски проверяя ее, осведомился он.
– Да, есть подозрение на инсульт.
Он хмыкнул.
– Ну, тебе-то это теперь все равно.
– Я тоже так думаю, – проговорила она. И добавила твердо: – Дай мне мой новый паспорт.
Шаев залез во внутренний карман куртки, протянул ей ксиву. Она открыла: и впрямь, она не ошиблась: Марина Геннадьевна Корзухина, год рождения – восемьдесят второй. Теперь мысли Алены заработали хладнокровно, быстро и четко: «Сказать Андрею? Нет, ни в коем случае. А может, он сам не знает? Его самого подставили? Дали настолько липовый документ втайне от него? Но ведь Андрей служит в полиции. Значит, он мог десять раз проверить. И наверняка проверял. Не может быть, чтобы к новым документам он отнесся столь халтурно. Значит, тогда – что? Тогда, с его стороны, это подстава. Через пару часов она предъявит этот новый паспорт на границе. И погранец ее, вместе с пачкой ворованной валюты и браслетиком, враз повяжет. Начнется следствие. Ее быстренько признают виновной. Да, если станут допрашивать, она, конечно, сдаст Андрея – но что ему? Он спокойно, под чужим именем и с кучей награбленного уйдет в бега. И с ней ему делиться будет не нужно. И никакой совместной жизни не случится – ни у теплого моря, ни где-нибудь еще. Шаев просто подставил ее. Использовал. А теперь решил хладнокровно сдать».
Глаза ее наполнились слезами.
«Не плакать. Ни в коем случае не плакать. Надо не раскисать, а думать, как выходить из положения. Как спасаться».
Андрей вырулил с лесной дороги на трассу и ехал к Москве.
– В аэропорту светиться не буду, – бросил он. – Аэропорт – режимная зона. Камер полно. Выброшу тебя на Белорусской. Дальше ты на аэроэкспрессе.
Она не ответила. Положение ее было отчаянным. Через пару часов проснется губернатор. Алену Румянцеву станут разыскивать за разбой и грабеж. И фейковый паспорт, что у нее в сумочке, на имя Корзухиной – также числится в розыске. И что прикажете делать?
Павел Синичкин
По Сольску я решил передвигаться на своих двоих. Сольск – город, по столичным меркам, маленький – около двухсот тысяч населения. Да и потребные мне точки – в центре, в шаговой доступности.
Около десяти утра я вышел из квартиры тихого алкоголика Александра Степановича на бульвар Радищева. И немедленно, как по заказу, мой секретный мобильник зазвонил.
– Как ты, Пашенька? – спросил меня с искренним участием Валерий Петрович.
– Все прекрасно. Я на месте. Доехал, устроился. Все хорошо.
– Отличненько. Слушай, я тут размышляю на досуге над нашим с тобой дельцем…
– О как! – перебил я. – Это меня вдохновляет. И мобилизует.
– Поэтому я хочу, – продолжал клонить свое отставник-разведчик, – чтобы ты узнал у твоего заказчика следующий момент. Специально его не выспрашивай, но при случае осведомись.
– Давайте.
Ходасевич высказал свою просьбу – я внял и пообещал, как будет оказия, вызнать.
– Удачи тебе, Паша. Держи меня в курсе всех своих дел, – попрощался полковник.
На карте Сольска в телефоне я отметил нужные мне места. Проложил пешеходный маршрут. Получилось недалеко. Я вышел на проспект, названный, как ни странно, именем Мичурина – какое отношение, интересно, имел к Сольску тамбовский агроном?
Проспект вывел меня к реке Сольца. На набережной вдоль берега шел ремонт, и вся она была наглухо загорожена листами профнастила. Никакой жизни за металлическим забором не слышалось – ни пения «болгарки», ни грохота отбойного молотка, ни постукивания трамбовки. Создавалось впечатление, что листы эти стоят здесь уже много лет – иные успели отойти друг от друга, и сквозь них проглядывала развороченная набережная.
И – река.
Река Сольца имела вид мощный, северный, дикий. Берег на противоположной стороне оказался совершенно не освоенным: ни здания, ни пляжа, ни электрического столба. Только песок, кусты, деревья. Под ветлою припарковался на лодочке рыболов. Зайдя по бедра в быстро текущую воду, ловил что-то длиннющей удочкой.
С моей стороны вдоль вяло ремонтируемой набережной тянулась дорога, и по ней проезжали время от времени автомобили. Притормаживали, ныряли в ямы или объезжали их. Тротуар был в сей час пустынен. Город смотрел на необитаемую реку двухэтажными купецкими лабазами позапрошловековой постройки – аналогичными тому, в котором проживал я. Фасады были недавно подремонтированы – так что не весь областной бюджет ушел на губернаторские драгоценности. В некоторых домах на первых этажах имелись кафе, магазины или салоны сотовой связи. С речки дуло холодным, свежим, северным воздухом.
Вскоре лабазы и профнастил, тянущийся против них вместо набережной, закончились. Где-то в стороне и вдалеке город вновь брал свое. Там возвышались серые брежневские многоэтажки и даже современные разноцветные билдинги, туда, прочь от реки, неслись машины. Но здесь, вдоль Сольцы, начиналось что-то вроде неосвоенной территории – не парк, не прогулочная зона, а просто дикие места, наподобие тех, что маячили на противоположной стороне. Вербы и плакучие ивы окунали свои ветви в воду, прогуливала своих питомцев пара собачников, деятельно спешили в чащу двое выпивох с двухлитровым пивасиком.