Книга Миссия Артура Саламатина. фантастический роман-сказка - Сергей Аргов

Так и для наших героев пусть и не совсем уж идиллические, но всё же относительно мирные времена сменились временами тяжёлыми; и наступил день суда.

Все, кому следовало, явились в назначенный час к удивительному в своей нелепости, похожему на розовый гриб с какими — то причудливыми балюстрадами и балкончиками, зданию Останкинского суда.

Юрий сразу же увидел своего адвоката — тот вылез из жёлтого кургузого такси перед самыми дверями и, сделав Точиле какой — то знак рукой, скрылся внутри. Тут же Юрий заметил и ещё кое — кого — со стороны станции метро грозно надвигалась процессия министров и прочих государственных деятелей, явившихся сюда защищать своего маршала.

…Впереди, как и следует, шествовал Аполлон; кожаное пальто развевалось на ветру, на груди колыхалась трёхцветная ленточка — всем своим видом премьер напоминал о заправском, прожжённом революционере.

Следом шли Фортуна — с альбомным листом, на котором было красным фломастером написано «Руки Проч от Писателя Точила» и Георгий с плакатиком «Свобода информации — национальная идея России»; а за ними — Монета и Ася.

Юрий и шедшие с ним Артур, Виктор и Кира замедлили шаг; Аполлон, заметив их, остановился; и тут Точило заметил, что в руке у него — маленький оранжевый громкоговоритель.

Премьер поднёс его ко рту, повернулся к своим сподвижникам — и начал:

— Учил Точило в лихих боях…

Демонстранты тут же подхватили:

Держать во славе российский флаг.

Отцом и братом Точило был,

Сухарь последний с бойцом делил.

В дыму походов, в огне боёв

Ковал победу, громил врагов.

На белорусов и на Пекин

Победно войско своё водил.

Точило, братцы, пример для нас,

Ему поможем в тяжёлый час!

За честь отчизны я жизнь отдам,

Не дам в России гулять врагам!

— Это уже перебор, — пробурчал Юрий и хотел было подойти к Аполлону, чтобы высказать ему своё мнение о подобных акциях, но тут из дверей судилища высунулся Маламедов.

— Ответчик, свидетели, вы что тут топчетесь? Десять минут до начала!

И, не успев перекинуться парой слов с друзьями, Юрий поспешил внутрь.

…Зал суда наполнялся народом. Точило сразу же отметил обилие зевак и репортёров; у многих из них были диктофоны и камеры.

— Смотрю, вниманием общественности наше дело не обделено, — заметил он адвокату.

— А вы как думали? — откликнулся Маламедов, — если свидетелем по делу проходит скандально известный телеведущий, а причиной всему — взорвавшая Сеть книга, глупо удивляться ажиотажу…

— О, да это же Иван Доскен! — из толпы навстречу Юрию и адвокату вышел высокий человек в чёрном костюме — Казакевич, — здравствуй, Маламедов.

— Привет, Казакевич.

Юристы пожали друг другу руки.

— Мы вас уделаем, — предположил Казакевич.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил Маламедов.

— Так, господа, все по местам, все по местам!

В зале появились двое судебных приставов — те самые Рыжков и Солодков, что несколько дней тому назад участвовали в аресте Юрия.

— Здравствуйте, господин Точило, — не то с насмешкой, не то серьёзно поприветствовал ответчика Солодков, — пройдите на своё место, вон на ту скамью.

Большие настенные часы показали полдень; в зал вошёл судья Альберт Карлович О`Доэрти. То был высокий старик — нет, скорее благообразный старец, с длинными седыми волосами и окладистой седой бородой, облачённый в чёрную судейскую мантию. Он шёл медленно и важно — может быть, потому, что осознавал себя королём этого судебного мирка, князем юриспруденции — а может быть, просто потому, что был стар и ходить быстро ему было тяжело.

Он дошёл до судейского места — и вдруг остановился, с удивлением пялясь на собственную кафедру. Там стоял какой — то совершенно посторонний человек — странный смуглый дед неопределённого возраста и национальности.

— Извините… — набравшись смелости, заговорил он, — пятисотку не разменяете?

— Да как вы сюда попали? — вскочил с места пристав Солодков.

— Дак открыто же было… вы разменяйте пятисотку, а то в магазине отказываются…

— Иди, иди отсюда, здесь тебе не ларёк, — подошёл к незваному гостю Рыжков.

— Вы разменяйте… я уж и в магазине просил, и в этом… в кахве…

— Так, вот, держи, — О`Доэрти сунул деду пять банкнот, — и уходи остюда.

— Ох, спасибо! Вот спасибо вам! Вот что значит добрый человек…

— Послушайте, уведите его уже отсюда!

Приставы взяли старика под руки и повели к выходу.

— Зачтётся вам доброе дело, ох, зачтётся! Вот попадёте на тот свет, нужно вам там будет пятисотку разменять — вам и разменяют!..

— Встать, суд идёт, — дождавшись, пока экс — обладателя пятисотки вывели из зала, ударил молотком О`Доэрти.

Все встали; Виктор и Кира едва удержались, чтобы не разразиться звонким смехом.

Потом последовала обычная перекличка адвокатов и свидетелей; наконец, последний из них назвал свои имя, фамилию и дату рождения, и заседание началось.

— Даю слово господину Казакевичу, — возгласил судья.

— Ваша честь, — адвокат слегка наклонил голову в сторону судьи, — уважаемые дамы и господа, — также слегка поклонился он всем прочим, — думаю, все вы уже наслышаны об этом вопиющем случае. Я думаю, вы уже знаете об этой вылазке врагов частной собственности и государства, об этом очередном покушении на устои нравственности, об этой, скажу без преувеличения, попытке подрыва самых основ нашего общества…

— Господин Казакевич, не увлекайтесь, — вмешался О`Доэрти, — насколько я знаю, ответчика обвиняют в нарушении договора. Так давайте из этого и будем исходить, а вылазку устоев и покушение на основы оставим на внесудебное время.

— Да, ваша честь. Так вот…

Глава 10

…Пока суд да дело, на улице перед зданием этого самого суда происходили события, тоже достойные внимания.

Аполлон сотоварищи всячески старались привлечь к своему митингу общественное внимание — кричали, орали, топали ногами, снимали всё происходящее на телефоны; Ася предлагала ворваться в суд и сорвать заседание, а Фортуна призывал во славу России писать на стенах здания гадости.

В конце концов внимание демонстранты привлекли, но отнюдь не СМИ и не мировой общественности, а местного участкового.

— Так, что у нас здесь происходит? Несанкционированная акция?

— Ничего санкционного, — поспешила отвести подозрения Монета, — это вообще не распродажа, а митинг.