Книга Дочь седых белогорий - Владимир Топилин

Девушка видела какой-то непонятный нарост, густые ветви, светлое пятно, но подумала, что это просто обломившийся сучок. Она ехала, со стороны наблюдая, как встревоженный Илкун вдруг побежал ей наперерез. Поднятая морда, внимательный взгляд и поведение кобеля вызвали улыбку. Ещё никогда она не видела собаку в такой позе. Смешно перебирая лапами, кобель тянулся к невидимой цели, бежал как по ниточке, которая невидимой жилой пересекала тропу. Вот он выскочил перед оленем, потянулся вверх, что-то понюхал и, повернувшись к хозяйке, звонко, предупреждающе залаял.

Ченка вздрогнула, натянула повод:

– Ча! Ча!!!

Учаг остановился, за ним встал весь караван.

Девушка внимательно посмотрела перед собой и, к своему необычайному удивлению, за несколько метров от оленя на уровне груди учага увидела тонкую холщовую нить.

Ченка похолодела. Сердце остановилось. Руки обмякли. Ей стоило огромных усилий удержаться в седле и не упасть на землю.

Сзади подъехал Загбой, посмотрел вперёд, влево, под ель и охнул. На дювугуне зашевелился Дмитрий:

– Что там?

– Эко, случай! Самострел… однако…

Русский приподнялся на локтях, затаил дыхание, насторожился. От нервного напряжения тела вздрогнули олени.

– Как самострел?! Чей самострел?

Загбой подъехал к дереву, присмотрелся, после некоторого молчания стал рассуждать:

– Ружьё к дереву припито. Тетива натянута. На зверя ловушка стелана. Однако, люча телал. Тунгус так телать не бутет. Мы черкан из жил тянем, а тут верёвка. Сторожок через палочку накинут. Тунгус так не стелает. Мы челак через заячью косточку пускаем, чтобы не затирало. Ещё узелок завязан не по-нашему. Мы на курок удавку зацепляем. А тут завязано, как ты потки увязываешь. Это точно, русский самострел налаживал… Эко, я смотрю, на тропе след на медведя не похож. Однако, человек ходи. Где-то тут неталеко люди живи. Слет вчерашний, вечерний. А самострел плохо поставлен. Нитка пахнет. Видишь, сохатый это место стороной прошёл?

Дмитрий подавленно молчал. Ченка замёрзшим камнем, не двигаясь, сидела на олене там, где она увидела самострел. Загбой, продолжая расследование, поворачивал своего учага вокруг дерева:

– Человек отин был. След одинаковый. На ногах олочи. Не знаю, кто такой. Раньше такого слета не вител. Пойтём, однако, за ним, в ту сторону, куда он ходи. Говорть путем. Кто такой, гте живет, чем занимается. Знать нато, говорить, самострел убирать надо. Лючи ходят.

Охотник подтвердил свои намерения действиями, повернул оленя по примятой траве, давая понять Ченке, чтобы она вела караван за ним. Он уже проехал какое-то расстояние, как вдруг его остановил громкий голос:

– Стой, Загбой! Не надо нам ходить за русским. Зачем? Только время потеряем. Нам дорога на юг, а ты поедешь назад, в обратную сторону. Ты же сам говоришь, что нам надо быстрее бежать от Харги. Злой дух гонится по нашим следам, и ему будет очень легко нас догнать, если мы сами возвращаемся ему в руки. Если мы встретимся с людьми, то их тоже постигнет беда. А это, как ты сам рассказывал, грех – наводить гнев духов на других. Пойдём своей дорогой. Нам ещё долго идти. Будет лучше, если мы проедем сегодня как можно дальше. А вечером… у меня в потке есть фляжка со спиртом! Я тебе налью большую кружку!

Следопыт замешкался. Как так пройти в глухой тайге мимо человеческого жилья? Встретиться с людьми, поговорить, рассказать о себе, выслушать другого, поделиться опытом – святое дело! Широкая душа кочевника всегда требует общения. Об этом говорит закон тайги. Об этом всегда говорили его предки! Почему Дмитрий не хочет видеть людей?

Но, с другой стороны, был прав. Они торопились уйти от опасности. А если сейчас встретиться с людьми, то можно навести беду на чужое стойбище. А этого делать нельзя. Закон тайги противоречит этому. «Погибай сам, но выручай других», – так всегда говорили предки, и они были правы. Так, может быть, русский прав?

Да и последний довод – спирт – самый веский. Только от одного представления об алкоголе у Загбоя закружилась голова, потеплело на сердце. Огненная вода! Как сладко бывает от неё на душе! Какое тепло разливается по телу! Как весело говорит язык и смешно заплетаются ноги! Ему всегда приходится сожалеть о том, что живительная жидкость так быстро кончается. Но почему Дмитрий молчал и ничего не говорил про спирт раньше? И вспомнил только сейчас?

Ещё какое-то время Загбой колебался, куда направить своего оленя. Он нервно крутил головой, ему очень хотелось встретить новых людей. Но и не послушаться разумного голоса он не мог.

– Карашо, – наконец-то проговорил охотник. – Етем тальше. Ченка, води аргиш за мной, мимо самострела. Не путем мешать охотничьей утаче тругих. Пусть повезёт тому, кто настроил эту ловушку.

С этими словами эвенк круто развернул учага, отъехал в сторону и пропустил идущий караван. Девушка проехала мимо, направила оленя на тропу, продолжила шествие в нужном направлении. Загбой занял свое место в хвосте аргиша.

Ближе к вечеру караван спустился в широкий лог. Дорогу преградила неширокая, но полноводная река. Вздыбившиеся волны, напитанные таявшим снегом угрюмых гор и проливным дождём, несли на своем горбу подмытые деревья, комковатые кустарники, коряги, палки и всяческий мусор. Стремительное течение угрожающе шипело, ревело предупреждающей разноголосицей. О переправе на противоположный берег не было и речи. Бушующий поток грозил смертью.

Ченка остановилась у самой воды, нерешительно посмотрела на отца в ожидании его дальнейшей команды. Загбой подъехал, серьёзно посмотрел на очередную преграду, недовольно покачал головой:

– Ча! Секотня тальше не хоти. Ночевать бутем тут. Доська, развоти гилиун!

Девушка спешилась, привязала своего учага за кусты тальника, помогла отцу спуститься на землю. Опершись на ее хрупкое плечо, осторожно ступая на ноги, Загбой медленно доковылял под сень трёх больших елей и присел на корни. Ченка поспешно сдернула с оленей потки со спальниками, разложила их под деревьями в сухом месте, помогла спуститься Дмитрию. Отец уже наломал сухих сучьев, наковырял слёзной смолы, развёл костёр.

– Эко! А где твой потка со спиртом? – лукаво спросил он у Дмитрия, как будто только об этом и думал всю дорогу.

Дмитрий указал пальцем на то место, где была спрятана огненная жидкость. Ченка послушно принесла его вещи, развязала котомку. Если мужчины уже находились на своих местах предстоящего ночлега и единственным занятием оставалось только потчевание тела, то ей предстояло сделать ещё очень многое.

Прежде всего, она освободила уставших оленей от поток и каждого из них – двадцать три оленя – привязала поводами к тальниковым зарослям. Голодные животные с жадностью стали поедать молодые листья. Когда последний орон занял своё место, девушка принялась варить ужин, готовить дрова, сушить промокшую одежду, перебирать продукты, чинить прохудившуюся обувь, лечить Дмитрия и отца и просто следить за кочевым хозяйством.