Книга "Венгерская рапсодия" ГРУ - Евгений Попов

Примерно в то время, когда мы с тобой получили назначение на работу в разведуправление Генштаба, — продолжал Григорий, — польские правые партии создали так называемый Совет национального единства. Этот орган явно антисоветской ориентации разработал операцию, получившую кодовое название “Буря”. Суть ее заключалась в том, чтобы организовать военные действия подпольных сил против отступающих немецких частей, и за час-другой перед вступлением в города Советской армии установить в них польскую администрацию, солидарную с лондонским эмигрантским правительством. Эти городские власти должны были встречать Красную армию как законные хозяева городов, якобы освобожденных польскими вооруженными силами, то есть, как говорится, хотели на чужом горбу в рай въехать.

Во второй половине июля 1944 г. генерал Бур-Комаровский, командующий польской подпольной Армией Крайовой, телеграфировал в Лондон, что польские вооруженные отряды в Варшаве готовы начать бой за город, если их поддержит десантная бригада. Но ты помнишь, как быстро изменилась обстановка в Варшаве, — продолжал Григорий, — паническое бегство немцев прекратилось, немцы стянули к польской столице крупные силы, сосредоточив там 12 немецких дивизий.

31 июля вопрос о сроках начала восстания обсуждался на военном совете Армии Крайовой. Участники совещания констатировали, что начинать восстание 1 августа преждевременно. Бур-Комаровский доложил лондонскому руководству, что любая попытка начать восстание обречена на неудачу».

Я спросил Григория, почему же все-таки восстание началось 1 августа.

«Скорее всего, на решение о дате начала восстания повлияли два обстоятельства, — ответил Григорий. — Во-первых, из Лондона была получена телеграмма о предстоящей поездке в Москву главы польского эмигрантского правительства Миколайчика. Польский премьер явно имел в виду использовать восстание в Варшаве как козырь на переговорах с советским правительством, показать, что лондонское польское правительство контролирует обстановку в Польше и активно содействует освобождению страны.

Во-вторых, к вечеру 31 июля офицер разведки Армии Крайовой доложилл Бур-Комаровскому, что в правобережном пригороде Варшавы — Праге появились советские танки. Генерал тут же связался с делегатом лондонского эмигрантского правительства в Варшаве, без которого он не мог отдать приказ о начале восстания. В результате был подписан приказ о начале боевых действий в столице 1 августа.

Позднее Бур-Комаровский признает в своем докладе, что со стороны командования Армии Крайовой не было сделано абсолютно никаких попыток информировать командование советских войск о готовящемся восстании. Это стоило варшавянам огромных жертв: в ходе боевых действий и от бомбардировок в Варшаве погибло примерно 300 тыс. поляков».

Уже в ходе Варшавского восстания стало ясно, что трагедии удалось бы избежать, если бы его руководители связались с командованием 1-го Белорусского фронта. Они бы узнали, что вышедшие к Висле советские войска прошли с боями свыше четырехсот километров, понесли большие потери в живой силе и технике, что коммуникации были предельно растянуты и требовалось значительное время для подготовки крупной наступательной операции с форсированием Вислы, левый берег которой немцы превратили в сильно укрепленную линию обороны, поскольку отдавали себе отчет в том, что сдача Варшавы откроет Красной армии дорогу на Берлин.

Лондонское польское эмигрантское правительство поспешило переложить ответственность за варшавскую трагедию на советское командование.

Сталин расценил начало восстания в Варшаве без согласования с командованием Красной армии как безответственную реакционную акцию лондонского эмигрантского правительства и прямо заявил об этом прибывшему в Москву главе лондонского польского правительства Станиславу Миколайчику. Даже начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Гудериан, которого уж никак нельзя заподозрить в благожелательном отношении к России, написал в мемуарах, что «можно предполагать, что Советский Союз не был заинтересован в укреплении пролондонских элементов в случае успешного восстания и захвата ими своей столицы. Ну как бы там ни было, попытка русских форсировать 25 июля Вислу в районе Демблина не удалась и они потеряли в ней 30 танков. У нас, немцев, создалось впечатление, что задержала противника наша оборона, а не желание русских саботировать Варшавское восстание… Советские войска всерьез пытались овладеть Варшавой в первую неделю августа… но попытка русских захватить польскую столицу посредством внезапного удара была сорвана мощью нашей обороны…»

Григорий сказал, что наша фронтовая разведка забрасывала в восставшую польскую столицу не одну разведгруппу, чтобы получить из Варшавы информацию, необходимую для согласования действий.

Ночной прыжок в неизвестность

Работая над книгой, я вспомнил, что Григорий Гончаров говорил о заброске в Варшаву нашего разведчика Ивана Колоса. Мне удалось разыскать бывшего фронтового разведчика, писателя Ивана Андреевича Колоса на подмосковной даче в Переделкино.

Он уже давно в отставке и занят литературным трудом. Написал около десятка книг, посвященных действиям советских партизан в годы Великой Отечественно войны и опасной работе наших фронтовых разведчиков.

За чашкой чая Иван Андреевич рассказал, что примерно через неделю после того как наши войска вышли к Висле в районе польской столицы, началось что-то непонятное.

Варшаву было видно невооруженным глазом. 1 августа в 5 часов вечера где-то в центре польской столицы началась беспорядочная стрельба, над городом появились немецкие самолеты и стали бомбить его центральные районы. Видны были клубы дыма, — вероятно, там начались пожары. Что происходит в Варшаве, было непонятно. По косвенным данным можно было предполагать, что в городе идет бой между подпольными вооруженными группами и немецкими карательными силами. Разведотдел фронта забросил в польскую столицу одну за другой две разведгруппы, но они не вышли на связь по радио и не вернулись к своим.

«21 сентября, — продолжал Иван Андреевич, — меня вызвали в штаб фронта. Он находился близ города Бреста. В комнате находились маршал К.К. Рокоссовский, член военного совета Телегин, начальник разведотдела генерал-майор Чекмазов и др. генералы и офицеры. Я представился. Рокоссовский сказал, что в Варшаве началось восстание. Что там происходит — неясно. “Командование, — сказал маршал, — возлагает на меня чрезвычайно важную и очень опасную миссию: вам предстоит десантироваться в Варшаву. Связаться с руководителями восстания и выяснить, чем мы можем помочь варшавянам, в чем они прежде всего нуждаются. Подробный инструктаж получите у генерала Чекмазова”. Рокоссовский внимательно посмотрел на меня, видимо хотел узнать, как я прореагирую на его слова. Я ответил, что готов выполнить любое задание командования.

Подготовкой операции руководил опытный боевой генерал Чекмазов. Это вселяло уверенность, что все будет предусмотрено. Он сообщил, что вместе со мной полетит разведчик-радист Дмитрий Стенько. Полетим на двух самолетах УТ-2 ночью. Лететь днем — это верная гибель. Самое безопасное место приземления, согласно данным авиационной разведки, — район улицы Маршалковской.