Книга Операция "Юродивый" - Сергей Бортников

– Что ж… Ведите меня к ним.

– Я прикажу доставить всех троих в штабную землянку.

– Всех не надо. Давайте по одному.

Первым партизаны привели гладкого, упитанного мужичка лет тридцати пяти.

– Красноармеец Кочерин. Степан Ефимович, – потухшим голосом представился он.

– Где это ты так разъелся, братец?

– В армии. На кухне долго прислуживал.

– И сколько весишь?

– Около шести пудов.

– Хорош боров… Ну давай, рассказывай, – поторопил Вялов.

– О чём?

– Обо всём! Где служил, как переходил линию фронта, при каких обстоятельствах познакомился с остальными – в малейших подробностях.

– Есть…

– Для начала – откуда родом?

– Вологодские мы.

– Год рождения? Образование? Я из тебя данные тянуть не буду. Шлёпну – и уеду. Понял?

– За что, товарищ? – солдат с мольбой уставился в синие Пашкины глаза.

– А то ты не знаешь? За измену Родине!

– В начале осени 1941-го нас перебросили под Брянск. Поставили задачу – удержать рубеж на реке Вобля. Это приток Судости…

– У тебя какое образование?

– Никакого. Неграмотные мы.

– Откуда тогда столь глубокие познания в географии, а?

– В чём?

– Брянский край – для тебя чужой. Откуда ж тебе стало известно, что Вобля впадает в Судость? Ну!

– Командир сказал…

– Фамилия!

– Майор Бережной… Вот, мол, река, чтобы за неё – ни шагу…

– Он что, краткий курс тебе читал под артобстрелом? Это – Вобля, она впадает в Судость, Судость – в Десну, Десна в Днепр…

– Так – врезалось в память… Может, на карте прочитал…

– Так ты ещё и карты читать умеешь, неграмотный?

– Нет. Старшой наш уже во время войны курсы младших лейтенантов закончил… В Брянске. Он… Он нас вёл.

– А карта где?

– У меня, – подал голос Макс. – Вот, держите…

Вялов взял сложенную несколько раз карту и развернул её. Нигде ни потёртостей, ни трещин, ни дыр. Новенькая, как будто только со склада!

И красной линией: маршрут. Брянск – Ржев – Весьегонск! Название последнего населённого пункта было обведено кружком.

– Чьи это художества? – зарычал Павел.

– Костины. Младшего лейтенанта Перепёлкина…

– Давайте его сюда, Макс… Впрочем, нет, сначала доставьте третьего.

Командир выглянул из землянки и распорядился:

– Задержанного Гонтаря ко мне!

– Есть! – донесся снаружи чей-то грубый голос.

– Красноармеец Гонтарь! – через несколько минут доложил худощавый, жилистый парень лет двадцати пяти.

– Давай всю анкету. Год и место рождения, национальность, происхождение, образование, род занятий…

– 1917-й, Петрозаводск…

– Прекрасно! Выходит ты, братец, земляк моего друга! Пожалуйста, Макс, пригласите сюда Лаврикова… Присядь, Александр Климович, потолкуй с земляком… Продолжайте, товарищ солдат.

– Закончил рабочую школу, пролетарий, трудился на Александровском, – промямлил тот.

– Это что за предприятие? – спросил Вялов.

– Некогда – пушечно-литейный, – пояснил лейтенант. – А сейчас – Онежский металлургический и машиностроительный завод.

– Вот так и надо отвечать. А ты – «Александровский». Что делал-то?

– Буровые машины… (Капитан взглянул на Лаврикова, тот утвердительно кивнул головой).

– Ясно. Мобилизован когда?

– С первых дней войны. Попал в стрелковый полк. Воевал в Белоруссии.

– С этого момента подробнее…

– Выгнали нас в чистое поле.

– Так уж и выгнали?

– Нет, конечно, – засмущался Гонтарь. – Приказали окопаться… А все – парни молодые, необстрелянные. Работать лень. Кто по колено, кто – по пояс. Только я, старшина и ещё несколько человек с головой в землю зарылись… А тут – авиация налетела… И как начала бомбить, как начала… Короче из всего полка не больше отделения нас осталось. А спереди уже танки наступают. Пришлось уходить в леса.

«Похоже, не врёт пролетарий… Говорит, как было, – не приукрашивает! Хотя многие мои коллеги таким россказням не верят. Предпочитают, чтобы всё строго по Уставу: мол, героически сражались до последнего, а когда получили приказ отступить, построились под началом старшего по званию и чётко отошли на заранее подготовленные позиции…»

– В лесу разбежались, кто куда. По двое, по трое… Я со старшиной Курочкиным остался.

– Где он сейчас?

– Умер. На третьи сутки… Мы на хуторе одном обосновались. Утром проснулся, тормошу его: «Вася! Вася!» А он молчит… Там и похоронил сразу за хатой. Потом рванул один. На север.

– Без карты?

– Я – охотник, в лесу ориентироваться умею. По мху, по деревьям, даже по звёздам. Сначала встретил Стёпу Кочергина…

– Где? При каких обстоятельствах?

– Вышел к деревушке, там ни немцев, ни полиции. Гляжу: наш, красноармеец, в форме – как положено, два ведра воды в колодце набрал и в дом тащить собирается. Окликнул его, познакомился… «Пошли со мной, – говорю, – вдвоём всё-таки веселее», а он – ни в какую. Мол, вдовушку одну приглядел, жуть какая страстная баба, теперь у нас любовь… Тут тётка сумасшедшая из избы выскочила, на меня накинулась, иди, мол, служивый, куда хочешь, а Стёпушку моего не трожь! Как только она это сказала, издали послышался рёв моторов. Я в кусты, Кочергин за мной… Засели. Смотрим: немцы на двух мотоциклах с колясками по сельской дороге катят. В одной из них – дядька в вышитой сорочке, штатский, лет пятидесяти… Мы поняли, что оттуда надо уходить.

– Ели что?

– Всё подряд. Грибы, ягоды, дичь… Стёпа успел в хату сигануть, чтобы с вдовушкой попрощаться… Она ему и собрала кое-что в дорогу. Хлебца-сальца, – как он сам сказал.

– Ясно. С Перепёлкиным где встретились?

– Под Брянском. Устроились на ночь в одной ложбинке. А когда открыли глаза – увидели автоматный ствол. «Встать! – приказал младший лейтенант. – Кто такие?» Мы представились. Рассказали обо всём без утайки. И они взяли нас с собой.

– Они?

– Да. С ним был ещё один товарищ. Валерий Гребешков. Через день Перепёлкин послал его в разведку, из которой тот почему-то не вернулся.

– Кто ж по одному в разведку-то ходит?

– Не знаю. Им виднее.

– Ладно. Свободен. Товарищ Макс, распорядитесь отвести этих двоих назад в изолятор, а офицера – немедленно доставить ко мне.