Книга Жребий викинга - Богдан Сушинский

— Не слишком ли многовато для первой ночи — сразу две таких женщины? — едва слышно смеется Весталия, игриво подталкивая парнишку плечом к двери. — Не сомневайся, принцесса насытится тобой очень быстро, вот тогда, может быть, что-нибудь и мне перепадет с королевского стола. А пока что придется довольствоваться бычьими нежностями Гуннара.

Весталия ввела парнишку в прихожую и уже намеревалась уйти, но, видя, что тот в нерешительности остановился посреди небольшого, едва освещенного огнем угасающего камина помещения, вернулась. Заставила опустошить лишь на четверть наполненный кубок, затем почти насильно сорвала с него куртку, принудила снять сапоги… Отойдя в сторону двери, понаблюдала из темноты, как он окончательно разоблачится. Но когда Гаральд остался в чем мать родила и вновь принялся нерешительно топтаться у двери, вернулась к нему.

— Подожди, горе ты мое. Дай помогу, а то еще, чего доброго, опозоришься.

Теплой влажной рукой Весталия провела по самому сокровенному, что есть у мужчины, а затем резко присела и принялась ласкать его губами. Ощущение показалось юному принцу настолько благостным, что в порыве страсти он обхватил голову женщины и готов был впасть в полное забытье, однако первая дама двора резко оттолкнула его, а затем вполголоса, но довольно угрожающе проговорила: «Но-но, не для того тебя привели сюда, чтобы ты истекал мужской силой, лаская придворных дам; хочешь, чтобы и мы с тобой оказались в Девственном замке?» — и подтолкнула его к двери.

— Как же долго тебя вели сюда, — почти раздраженно проговорила Сигрид, хватая его за руку прямо у двери. — Неужели упрямился?

— Нет, хотел увидеться с вами, принцесса.

— Это вне спальни я принцесса, — страстно объяснила ему Сигрид, — а здесь я обычная женщина, запомни это, мужчина! — И, повалив юношу на кровать, с какой-то особой яростью взобралась на него.

…Обессиленный, Гаральд на какое-то время забылся в полусне, но к реальности его вернули голоса, доносившиеся из-за стен дворца. Когда он окончательно пришел в себя, то увидел, что, совершенно оголенная, Сигрид стоит у окна, которое озаряется странным багровым пламенем. Что это пламя не является отражением пламени ни одного из двух каминов, это принц норвежский понял сразу. С трудом поднявшись с кровати — все тело его ныло так, словно он сутки напролет рубил дрова или рубился в битве, — Гаральд, к своему изумлению, увидел, что это в окне отражается пламя большого костра, разведенного рядом со зданием на скале.

— Вы хотите сжечь свой Девственный замок?! — удивленно спросил он, останавливаясь рядом с принцессой-вдовой. В то же время он увидел, как дверь приоткрылась и чья-то женская, скорее всего, Весталии, фигура исчезла в ее проеме.

— Хочу, естественно, — спокойно ответила Сигрид, воинственно упираясь руками в бедра.

— А женихи, которые там пировали, они что, успеют спастись?

— Не для того я пожертвовала своим замком, чтобы хоть один из этих надоедливых самцов спасся, — проворчала она. — Засовы там прочные.

— Значит, огонь этого костра неминуемо перекинется на дворец?!

— Успокойся, не перекинется. Я сказало, что мне хотелось бы сжечь этот набитый женихами замок, как в свое время сожгла его моя предшественница, Сигрид Гордая. Но из этого не следует, что я действительно его сожгу.

— Не дает покоя слава Сигрид-Убийцы?

— Да, не дает, однако тебя это уже не касается, — холодно ответила принцесса и, присев у охваченного кровавым багрянцем окна, принялась ласкать юношу губами.

Она проделывала это с такой же страстью, с какой еще недавно припадала к «детородной тайне», посвящая его в мужчины, первая дама «вдовьего двора» Весталия и с какой этой ночью зажигала его в постели всякий раз, когда он некстати остывал, сама принцесса. Судьба Девственного замка, как и судьба некстати объявившихся женихов, ее больше не интересовала[49].

* * *

Когда сутки спустя суда норвежского короля Олафа отходили от причалов шведской столицы, принц Гаральд, который все еще приходил в себя после «жаркой» ночи с Сигрид, надеялся, что принцесса придет его провожать или хотя бы каким-то образом свяжется с ним. Однако на пристани появилась лишь первая дама «вдовьего двора» Весталия. Провожать она, конечно же, прибыла Гуннара Воителя, но, заметив принца, тут же подошла к нему.

— Мысленно принцесса тоже находится здесь, — сказала она, потупив свой непривычно грустный взор, — вот только прибыть сюда не могла. Узнав о том, что ночью она приказала жечь костры рядом с Девственным замком, где разместились женихи, король Улаф Шётконунг на всякий случай приказал взять ее под охрану и никуда из отведенного ей дворцового флигеля не выпускать.

— Ее могут судить?

— За что? За то, что жгла костры? Даже Сигрид-Убийцу, которая сожгла своих женихов, и то не судили. Хотя весь шведский двор опасался тогда, что столь жестокая, неслыханная расправа королевы-вдовы над женихами может вызвать волну негодования сразу в нескольких государствах. Причем самым неприятным было то, что среди погибших оказался брат киевского князя Ярослава, к которому вы сейчас отправляетесь. — Весталия явно не одобряла ни поступка Сигрид-Убийцы, ни агрессивности своей повелительницы. И даже не пыталась скрывать этого. Она не понимала, как вообще можно относиться подобным образом к мужчинам, которых и так постоянно не хватает, да к тому же к мужчинам, которые хотели взять гордую польку в жены.

— Возможно, мне не следует идти в Гардарику?

— Почему? — удивилась Весталия.

— Может, стоит остаться, чтобы вместе с другими норвежцами, которые не идут в поход с Олафом, попытаться успокоить принцессу Сигрид, а если понадобится, то и защитить ее и от женихов, и от короля?

— Вряд ли стоит рисковать головой из-за женщины, которая не способна оценить ваш подвиг, — остепенила его первая дама «вдовьего двора». А потом вдруг встревоженно поинтересовалась: — А что, в постели Сигрид и в самом деле предстает какой-то необычной?

— Совершенно необычной, — мечтательно заверил ее Гаральд, поскольку никаких тайн от Весталии у него теперь не существовало.